— Что именно она рассказала? — Фан подумал, что если Су преувеличила случившееся, обвинила его в приставаниях, попытках соблазнить ее, он еще сможет оправдаться.
— Вы сами знаете, что вы сделали.
— Позвольте объяснить…
— Сначала объяснитесь с сестрой, если вам есть что сказать. (Фану всегда нравилась находчивость девушки, — всегда, но не сейчас). Мне известно и еще кое-что. Вот вы живете у господина Чжоу; говорят, он вам не просто родственник, а тесть. Значит, вы уже были женаты? — Фан хотел вставить слово, но Тан недаром была дочерью адвоката — она знала, что обвиняемому нельзя давать возможность оправдаться. — Меня не интересуют детали, он вам тесть, значит, дело ясное. Я не знаю, были ли у вас романы за три года пребывания за границей. Но стоило вам сесть на пароход, как вы сразу же обратили внимание на некую Бао и не отходили от нее ни на шаг. Это верно? И только она сошла на берег, вы сразу же стали ухаживать за сестрой. Дальше я могу не продолжать. Да, еще одно: господин Фан учился в Европе, а диплом у него американский…
Тут Фан даже ногой топнул и закричал:
— Я когда-нибудь хвастал перед вами ученой степенью? Это же было сделано в шутку!
— Господин Фан — человек с юмором, со всеми шутит, а мы простодушно принимаем его шутки за правду. — Ей стало даже жалко Фана, охрипшего от волнения, но она решила довести месть до конца. — У господина Фана слишком богатое прошлое. Я же смогла бы полюбить лишь такого мужчину, который всю жизнь дожидался встречи со мной, у которого нет прошлого. Желаю вам дальнейших успехов.
Словно парализованный электрическим током, Фан слышал слова, обращенные в его адрес, но смысл их до него не доходил. Голова его была будто бы под промасленной бумагой: слова Тан, подобно каплям дождя, отскакивали от нее, а в ушах бедняги стоял непрерывный шум. Впрочем, последнюю фразу он понял, поднял голову — в глазах стояли слезы, лицо сделалось как у ребенка, побитого и обруганного. Тан почувствовала еще большую жалость, но он встал и ушел со словами:
— Вы правы, я обманщик. Больше я не буду ни оправдываться, ни докучать вам.
«Почему же ты не защищаешься? Я поверила бы тебе!» — хотелось воскликнуть Тан, но она промолвила лишь:
— В таком случае всего хорошего.
Она пошла проводить Фана, и все надеялась, что он скажет еще что-нибудь. Дождь лил с прежней силой, и она готова была предложить, чтобы он переждал у нее непогоду. Фан накинул плащ и нерешительно посмотрел на девушку, не осмеливаясь протянуть ей руку. Не в силах выдержать взгляд его заплаканных глаз, она машинально подала руку и сказала «до свидания». В иных случаях «не посидите ли еще?» звучит как предложение убираться поскорее; в другой раз можно так произнести слова прощания, что человек не тронется с места. Тан это не удалось, и она добавила:
— Вас ждет дальняя дорога? Счастливого пути!
Она вернулась к себе вся разбитая, от возбуждения не осталось и следа. Служанка сказала с удивлением, что господин Фан почему-то стоит на той стороне улицы и не уходит, несмотря на ливень. Она подбежала к окну — он действительно стоял у ограды особняка напротив, струи дождя, словно плети, хлестали его неподвижную фигуру. Сердце девушки растаяло, и она загадала: если он простоит еще минуту, она поступится гордостью и пошлет за ним слугу. Минута тянулась слишком медленно, она уже собиралась раскрыть рот, но в это время Фан встряхнулся, как мокрый пес, и пошел прочь. Тан уже раскаивалась в том, что поверила кузине, что говорила слишком запальчиво. Кроме того, ее тревожило, что в таком подавленном состоянии Фан может попасть под автомобиль или трамвай. Час спустя она позвонила к Чжоу, но Фан еще не вернулся. Она еще больше обеспокоилась. После ужина она, таясь от домашних, побежала в соседнюю лавку и позвонила оттуда. К телефону долго никто не подходил: старики ушли в гости, а Фан, несколько часов одиноко просидевший в кафе, только что пришел домой и переодевался в сухое белье. Еще на пороге слуга сообщил ему, что звонила барышня Су. Фан вскипел, оцепенение слетело с него. И тут раздался звонок. Фан не реагировал на него. Слуга снял трубку и, не вслушиваясь, возгласил:
— Молодой барин, у телефона барышня Су!
Хунцзянь выбежал из комнаты в одном носке и, не обращая внимания на присутствие слуги, закричал в трубку сердито и уже слегка гнусаво — начинала сказываться схваченная под дождем простуда:
— Между нами все кончено! Ты слышишь? Кончено! Нечего звонить каждую минуту, бесстыдница! Думаешь, такими приемами удастся завоевать меня? Как бы не так! Желаю тебе никогда не выйти замуж!
Тут он обнаружил, что на том конце провода уже повесили трубку. Фан едва сам не позвонил Су, чтобы заставить ее выслушать всю предназначавшуюся ей брань. Зато с каким удовольствием выслушал эту тираду слуга, который тут же отправился пересказывать ее на кухню. Тан повесила трубку после того, как услышала «бесстыдница»; она еле сдерживала слезы, голова кружилась.