Осажденная крепость

Наш Писатель глубоко проник в тайны своего ремесла и отчетливо понимал, что его главные покупатели — старшеклассники. По этой причине все его сочинения могли бы иметь одно общее посвящение: «Моим читателям — еще не взрослым и уже не детям». А назвать их, все скопом, можно было бы как «Анонимные доплатные письма к молодым людям»; «анонимные» потому, что никто, как уже было сказано, не знал-таки его имени, а «доплатные» потому, что молодым людям приходилось раскошеливаться, чтобы их приобрести. Он умел, изображая экстаз, оставаться основательным и невозмутимым, за четкостью и детальностью описаний мог скрыть поверхностность суждений, выдать заурядную мысль за таинственную и глубокую. Творческая плодовитость сделала его писателем поистине вездесущим — куда бы вы ни поглядели, всюду вам в глаза лезли его сочинения. Покупая арахис, печеные лепешки или иную снедь, вы нежданно-негаданно могли приобрести, в виде обертки, и духовную пищу — разрозненные страницы какого-нибудь его романа или пьесы.

Наконец, его вклад в словесное искусство был признан не только обществом, но и властями. Само государство утвердило его в качестве гения. Правительство создало комитет специалистов с тем, чтобы перевести его наиболее выдающиеся произведения на всемирный язык[159] и представить их на соискание Нобелевской премии. Как только об этом стало известно, один из его поклонников выступил в «Трибуне читателя» со своими соображениями: «Правительству подобало бы самому представить Писателя к награде! Достаточно напомнить, что в его книгах такое множество персонажей, что их вполне хватило бы для колонизации иного необитаемого острова. Сейчас время военное, население убывает, нужно поощрять рождаемость. Своей плодовитостью Писатель подает хороший пример соотечественникам, что и должно быть отмечено властями».

К большому несчастью, всемирный язык не оправдывал своего названия и вовсе не был распространен во всем мире. Члены комитета по присуждению Нобелевских премий — замшелые старцы, древние окаменелости — знали лишь английский, французский, немецкий, итальянский, ну, еще русский, в редком случае — латынь и греческий. Но ни один из них не владел языком эсперанто. Они долго всматривались в присланный им на рассмотрение шедевр нашего Писателя, снимали с носа пенсне, протирали тряпочкой, снова всматривались, но понять ничего не могли. Наконец одного старца, известного многолетними исследованиями в области так называемой «синологии», осенило:

— Мне все ясно! Это вовсе не европейский язык, мы зря тратим время. Это же китайский текст, написанный модной ныне латиницей. Не удивительно, что мы не можем в нем разобраться.

У членов комитета вырвался вздох облегчения, все несколько приободрились. Сидевший рядом с синологом старикан спросил его: «А о чем там речь? Вы же знаете китайский!» На что синолог строго и с достоинством возразил:

— Многоуважаемый мэтр, ценность науки в специализации. Мой покойный родитель всю жизнь занимался пунктуацией в китайских текстах, я же сорок лет изучаю систему рифм в китайском языке. Вы спрашиваете меня о смысле китайских слов, но это не входит в сферу моих научных интересов. Что же касается вопроса о том, имеют ли китайские слова смысл, то я предпочитаю воздержаться от суждения до тех пор, пока не получу убедительных доказательств за или против. Не сомневаюсь, дорогой мэтр, что вы правильно поймете мою позицию.

Председательствовавший старец, видя, что лицо синолога на глазах все более искажается злобой, поспешил прекратить дискуссию:

— Я полагаю, мы не должны рассматривать представленное произведение, поскольку данные о нем не отвечают требованиям устава. Как вам известно, в уставе четко определено, что премии могут присуждаться лишь произведениям, написанным на одном из европейских языков. А раз этот опус сочинен на китайском, то попытка оценить его была бы напрасной тратой времени.

Члены комитета согласно закивали головами, выражая свое восхищение строгостью научного подхода со стороны синолога. Тот с присущей ему скромностью заметил, что ему далеко до американского офтальмолога, получившего премию в прошлом году. Вот кто являл собой высокий профессионализм: он занимался лишь болезнями левого глаза, оставляя правый компетенции других ученых!.. Заседание завершилось в духе подлинного джентльменства и взаимоуступчивости. Жаль только нашего Писателя, чьи надежды не оправдались.