Осажденная крепость

— Система наставничества вводится по распоряжению министерства. Реакция на местах не очень благоприятна, зато наш Гао — один из самых ревностных ее сторонников. Да, забыл тебе сказать. Нашего подслеповатого Ли делают проректором по воспитательной работе. Ах, ты уже знаешь? Так вот, инспектор приехал помогать в осуществлении этой системы и будет участвовать в завтрашнем сборище. Но то, что он говорил сегодня, было не слишком умно. В системе тьюторов в Англии он усматривает много недочетов, при ней, видите ли, далеко не достигается идеал нераздельного единства студентов и педагогов. Так что мы будем осуществлять его собственный план, утвержденный министерством. В Оксфорде и Кембридже у каждого студента два тьютора — по учебе и по нравственному воспитанию. А по мнению инспектора, это не педагогично, поскольку истинный учитель должен сочетать в себе высокие деловые и моральные качества. Поэтому к каждому студенту должен прикрепляться один наставник, причем с его же отделения.

В Англии обязанности нравственного воспитателя сводятся к тому, что он дает ручательство за студентов, если они набезобразничают на улице или задолжают в лавке. Круг обязанностей наших наставников будет куда шире — они должны будут постоянно наблюдать за студентами, поправлять их, докладывать властям об их образе мыслей. Но это все, так сказать, общие места, а у него есть и оригинальные идеи. Вот в Англии тьюторы курят во время бесед со студентами. А инспектор считает, что это идет вразрез с принципами «движения за новую жизнь»[125], поэтому нам запрещается курить при студентах. Еще лучше совсем бросить курить — впрочем, сам он не бросил, ресторанные сигареты курил одну за другой, а уходя, прихватил даже коробку спичек. Да, так вот: в Англии наставники только ужинают со студентами, причем сидят не рядом с ними, а на возвышении. Нам же вменят в обязанность три раза в день есть за одним столом с учащимися.

— Давайте тогда и спать с ними в общей постели!

— Вот и я чуть не сказал то же самое. Но ты еще не знаешь, как повел себя наш Ли Мэйтин. Вначале он превозносил до небес инспектора, а потом пустился в рассуждения о том, что-де во всех цивилизованных странах Востока и Запада к вопросам пола относятся очень строго. Романы между учащимися и учителями роняют достоинство последних и потому не могут быть терпимы. Чтобы исключить подобную возможность, неженатые преподаватели не должны быть наставниками у студенток. Тут все стали ухмыляться и поглядывать на меня — я ведь единственный холостяк среди заведующих отделениями.

— Превосходно! Только он не подумал, что если наставниками будут женатые преподаватели, возникает еще большая опасность — двоеженства.

— Я стал у него допытываться: а как быть с женатыми педагогами, которые еще не привезли своих жен? Он стал что-то мямлить, просил понять его правильно. Представляешь, какая скотина! Вот возьму да и пущу по университету историю о том, как он вел себя со вдовой из Сучжоу и с Ван Мэйюй. Да, Ли Мэйтин говорил еще, что между преподавателями — мужчинами и женщинами — не должно быть слишком тесных отношений — это дурной пример для студентов.

Хунцзянь вскочил:

— Это же он намекал на меня и Сунь! Слепой, а разглядел, как мы шли с ней вместе.

— Ну, это не обязательно так. Я заметил, что при этих словах Гао Суннянь переменился в лице. Это явно неспроста. Но все равно я советую тебе поскорее делать предложение, обручиться и жениться. Тогда Ли не будет распускать сплетни, а ты (Чжао взмахнул рукой и расхохотался) сможешь нарушить закон о запрещении двоеженства.

Фан потребовал, чтобы Чжао не молол чепухи, и спросил, не беседовал ли он с ректором об оскорблении, нанесенном Сунь. Чжао ответил, что Гао обо всем знает и уже решил исключить того дерзкого студента. Когда же Хунцзянь сообщил, что Лу Цзысяо имеет виды на Сунь, Синьмэй сказал, что как «дядюшка» предпочел бы его, Фана. Перед уходом он спохватился:

— Самое интересное-то я и забыл. В проект положения о наставниках министерство включило такую статью: если после выпуска бывший студент преступит закон, наставник разделит с ним ответственность за содеянное.

Хунцзянь оторопел, а Синьмэй продолжал:

— Вот во что выливается система наставничества! Когда минский Чэнцзу истребил десять колен рода Фан Сяожу[126], говорят, что заодно были убиты и его учителя. Кто же захочет после этого быть преподавателем? Завтра на собрании я выступлю против.

— Ишь, какой храбрый! Но неужели же это и есть система тьюторов на оксфордский манер? Такого я не видел даже у нацистов в Германии.

— Хм! Гао Суннянь уже просил меня написать по-английски статью для зарубежных журналов — пусть на Западе знают, что у нас не хуже, чем в Кембридже. Вот только не могу понять, почему это мы портим все хорошее, что ввозим из-за границы, — вздохнул Чжао, не догадываясь, что в этом как раз и состоит неповторимая оригинальность Китая.