Осада (СИ)

– Ой, только не надо мне этих ля-ля. От нее самой наслушалась. Все эти телефонные беседы по часу, убеждения, да я плохая мамка, но я же мамка, ты же должна. Да ничего я ей не должна. Даже теперь.

– Может, все-таки попробуешь ее простить, – Валерия подошла ко мне вплотную, я ощутил на щеке ее легкое дыхание.

– Артем, ты зачем пришел? Если ради нее, тогда уходи немедленно.  – я посмотрел на нее, но всей нежности, вложенной во взгляд, не хватило, чтобы растопить лед в ее глазах.

– Я соскучился по тебе. И к тому же мы вчера нехорошо простились, – взгляд помягчал, лед стал таять. – Я все это не мог носить в себе. Давай больше не будем, а? Я тебя очень прошу. Знаешь, ты последние дни… перед тем, меня так долго избегала. Я…

– Это из-за Милены. Ты никак не мог успокоиться.

– Но ведь ее больше нет, – я вздохнул. – Никого больше нет. Только мы одни. Знаешь, она просила, чтобы я никогда не терял тебя, и…

Ладонь звонко шлепнула меня по щеке. Первый раз в жизни Валерия подняла руку. Сделала это неловко, по щеке протянулась царапина от ногтя. Я коснулся пальцами щеки, на них осталась кровь.

Мы оба стояли и смотрели друг на друга, и каждый боялся нарушить тишину.  Наконец, она прошептала:

– Прости, – я кивнул, не зная, что ответить. Подошел, но она отстранилась. – Прости, но я не могу. Нам надо расстаться. Хотя бы на несколько дней. Пока ты не перестанешь….

– Да сколько ж можно повторять! – взорвался я. – Она жизнью пожертвовала ради тебя. Она там осталась только потому, чтобы никогда больше с тобой не встретиться. Чтобы не мешать тебе. Она об этом со мной говорила в тот час. О том, что уходит. И она ушла. Конечно, охрана отстреливалась, но она же знала…. А ты… боже мой, как же ты жалка в своей бездушной ненависти. Сколько же ты будешь ее ненавидеть. И главное, ради чего? Ради чего, я спрашиваю. Просто потому, что когда-то она мешала тебе. Так нет ее, ни ее, ни твоей сестры. Тебе никто не мешает больше. А через минуту вообще никто не будет мешать.

Я вышел в коридор, надел туфли, сорвал с вешалки пиджак и вышел к лифту. Уходя, все же обернулся: Валерия стояла на прежнем месте, не пошевелившись. Взгляд бездумно устремлен в никуда. Вернее, в то самое место, где я находился минуту назад. Словно, я и не покидал ее.

Я остановился. Хотел вернуться. Но потом взял себя в руки и захлопнул дверь. Плюхнулся в «Фаэтон» и некоторое время приходил в себя, глубоко дыша, как рекомендовал мне учитель фехтования.

У Трубной я остановился напротив маленького кафе. Зачем-то купил газету, «Комсомольскую правду», сел за столик на веранде, под ярким голубым тентом, перечитывая заголовок, разнесенный, как обычно, во всю первую полосу: «День флага будет отмечать вся Россия!». Я и забыл о таком празднике. Двадцатого Денис Андреевич отправлялся поездом в Питер. Там он и должен был принимать участие в торжествах. Наше управление готовило ему информационную поддержку, приглашало представителей прессы множества стран.

Я снова вздохнул. Развернул газету на середине и замер. Во всю ширь жирным ариалом был напечатан заголовок, бросившийся в глаза: «Я лицо фирмы, а не … из подворотни». И ниже: «Или что мы помним о Милене Паупер». Так мои бывшие коллеги по цеху отмечали девятины.

Я порвал газету и бросил ее в мусорное ведро. Официантка принесла кофе с коньяком, я медленно поднялся и оглядывая веранду кафе, подошел к занятому молодой особой, загородившейся от мира громадными черными очками. Возле ее столика так же валялись обрывки «Комсомольской правды». Я подошел и попросил разрешения присесть за столик. Она подняла глаза, скрытые темными очками, они несколько секунд внимательно изучали меня. Уяснив мой статус, девушка мелким кивком дала согласие.

– Тоже не любите прессу? – спросил я, кивая и стараясь улыбнуться как можно приветливее. Она молча кивнула и снова долго смотрела на меня. Будто ожидая каких-то других слов. – И предпочитаете уединение неумолимо наступающего летнего вечера земным заботам.

Почему-то хотелось говорить именно так, возвышенным штилем. Девушка приподняла очки, переместив их на лоб.

– Это серьезно? – спросила она после паузы. Я извинился, не понимая ее. – Не хочешь меня узнавать, просто делаешь вид, что клеишь. Я сперва подумала… – и тут же перебила себя новым вопросом: – Серьезно не узнаешь? А для чего тогда весь этот выпендреж? Еще бы стихами и розами меня поприветствовал.

Сказать, что я был растерян, значит, не сказать ничего. Первый раз оказался в таком странном положении. Хотел познакомиться с девушкой, так мимолетно, чтобы провести время до отъезда в Кремль по делам, и вдруг такой поворот. Я уразумел, что она явно звезда, вот только чего и откуда, это тот еще вопрос. Если сериала, гадать мне не перегадать, их по телевизору и так предостаточно, а я не смотрю ни один. Ну и как это объяснить сей взбалмошной особе, возомнившей себя центром вселенной?