Осада Бостона. Лоцман.

Офицер не позволил себе посмеяться над восторженностью бедного дурачка, ибо в этом обветшалом, но своеобразном деревянном сооружении он узнал бесхитростную постройку первых пуританских зодчих, чьи простые и грубоватые архитектурные вкусы были усвоены их потомками, пытавшимися внести в этот стиль некоторое разнообразие, но без особой пользы. В эти мысли вплетались, оживая, воспоминания, и он невольно улыбнулся, припомнив то время, когда ему случалось взирать на подобные сооружения с чувством, весьма близким тому глубокому восторгу, который отражался на лице дурачка. Джэб, внимательно наблюдавший за выражением его лица и по-своему его истолковавший, протянул руку и указал на дома, стоявшие на другой стороне площади и отличавшиеся некоторыми архитектурными претензиями.

— А вон там… Вон, поглядите на те дворцы! Скряга Томми жил в том, что с колоннами — на них еще вверху цветы. И короны — видите, короны! Говорят, скряга Томми большой охотник до корон и до крон. Даже губернаторский дворец был недостаточно хорош для него, вот он и жил здесь… А теперь говорят, он днюет и ночует у короля в кошельке!

— А кто он такой, этот «скряга Томми», и по какому праву мог бы он поселиться в губернаторском дворце, даже если бы он того пожелал?

— А по какому праву каждый губернатор живет в этом дворце? Потому что это дворец короля, хотя платит за него народ из своего кармана!

— Прошу прощения, сударь, — прозвучал за спиной офицера голос Меритона, — следует ли это понимать так, что американцы всех своих губернаторов именуют «скряга Томми»?

Услыхав этот праздный вопрос, офицер обернулся и в ту же минуту с удивлением обнаружил, что старик незнакомец, его спутник по плаванию, следовал, по-видимому, за ними всю дорогу, ибо он стоял неподалеку, опираясь на посох, и, подняв вверх худое, изборожденное морщинами лицо, залитое лунным светом, внимательно разглядывал бывшую резиденцию Хэтчинсона[3]. Пораженный этим неожиданным открытием, офицер пропустил мимо ушей вопрос камердинера, и Джэб ответил за него:

— А то как же! Ведь каждого следует называть его настоящим именем, — заявил он. — Прапорщик Пек так и зовется — прапорщик Пек, и попробуйте назвать дьякона Уинслоу как-нибудь иначе, а не дьяконом Уинслоу — увидите, как он на вас взглянет! А я Джэб Прей, потому что так меня прозвали, и почему бы это губернатору не называться скрягой Томми, если он и есть скряга Томми?

— Придержи свой язык, ведь ты говоришь о представителе нашего монарха! — сказал офицер, поднимая трость, словно собираясь проучить дурака. — Или ты забыл, что я тоже солдат?

Дурачок испуганно отпрянул и, покосившись исподлобья на офицера, отвечал:

— Вы же назвали себя бостонцем!

Офицер хотел было что-то шутливо возразить, но в эту минуту старик незнакомец быстро шагнул к дурачку и стал рядом с ним с видом столь серьезным и торжественным, что это совершенно изменило ход мыслей офицера.

— Для этого юноши священны узы крови и голос отчизны, — пробормотал незнакомец, — и это достойно уважения!