Томила вошел в опочивальню царя, низко поклонился и заговорил, не дожидаясь вопросов:
– Царь! Донские атаманы желают тебе скорейшего выздоровления. Без тебя на Дону дела не сладятся. На что я, холоп твой, имел подозрение к донским атаманам и казакам, и то убедился воочию, что они, страдальцы наши, живут не воровством, не разбоем, а правдой и верой в силу твою, государь, в силу земли нашей и государства.
Царь, удивленный такими словами, приподнялся в постели, поглядел на великана, почесал бороду и не спеша сказал:
– Откуда ты, такой молодец, пришел и где уродился?
– Родился я, батюшка царь, на Валуйках. На Валуйках с землицы питался, пил воду студеную, ел кашу пшенную да хлеб ржаной. На Валуйках земля хорошая. Посади там сухое зерно, и то здорово вырастет. Мать моя, отец-батюшка там же росли, с меня ростом были. На русской земле, если ее возделывать, не такие еще уродятся.
– Складно сказываешь, молодец, – сказал царь, поднимаясь повыше, – складно. Тебе бы быть у меня в ближних людях.
– Да я и так близко. Прикажи слетать на Валуйки – слетаю мигом. Прикажи прилететь к тебе – в любой час дня и полуночи прилечу. Прикажи дело сделать царское, во имя земли русской, в любом краю государства Русского, – все для тебя сделаю.
– Да ты ведь молод еще, а так уже опытен умом.
– То мне, батюшка государь, неведомо.
– Не скрою, Томила, – сказал царь, – ты мне прибавил сил и здоровья, вселил в меня надежду и ободрил.
Царь опустился на подушку, довольный словами Томилы.
– Сказывай все, что видел там, на Дону и в Азове, и что тебе там полюбилось?
– Великий царь-государь, все полюбилось. Они, что муравьи, лепят стены крепости. А для чего? – подумал я. Для силы и крепости твоего государства. Они головы свои складывают каждый час. А для чего? Во имя твоего государства. Они траву едят, ежели им хлеба от тебя не досталось, рыбехой питаются, солнцем согреваются, а для кого? Для тебя, великий государь, для твоей русской земли. Их, казаков и атаманов, послы русские поносят и в Крыму, и в Стамбуле перед султаном и султанятами, уверяя их, что-де если казаки и впредь станут ходить на море, то государь из дружбы к султану стоять-де за них не будет. А те им твердят: донских казаков каждый год наши люди побивают многих, а все их не убывает. Сколько бы их в один год ни побили, на другой год их еще больше с Руси прибывает. Если бы, говорят турки, прибылых людей на Дон с Руси не было, то мы давно бы уже управились с казаками и с Дона их сбили.
– Ну, детина, – сказал царь, – ты смел… А что еще поведаешь?
– Живут казаки что птицы на веточке, а из-за кого? Из-за тебя же, царь, да из-за своей земли. А их поносят да отрекаются от них, знать мы их-де не знаем, и наша хата с краю. А с краю-то – хата государская. И на ту крайнюю хату то и дело лезут вороги, бьют, дерут, в полон ведут, а хаты, которые, государь, в Москве, – те хаты в полном сбереженье.
– Дело, – сказал царь, – да того дела не говори боярам. Ходили ли казаки на море?
– Ходили, – отвечал Томила. – Ходили в ответный поход на Черное море тридцатью четырьмя стругами. Атаманом у них был Алексей Старой. Да к тем тридцати четырем стругам прибавилось в море запорожских казаков еще двадцать стругов во главе с Гуней, атаманом с Украины. Был у них бой с турскими кораблями под Керчью. Те корабли турские шли промышлять Азов. В море уже они подготовили лестницы, чтобы влезать на стены крепости. Да больно поспешили. Алексей Старой и Гуня ночью, крадучись, подплыли близко, подожгли десять турецких кораблей, перебили людей и с полной добычей, когда корабли горели еще и тонули, вернулись на Дон, не потеряв ни единого человека.
– Ладно, – сказал царь, закрывая глаза. – Говори далее.
– Осип Петров, калужанин, ходил на море в тридцати семи стругах, а в стругу было по пятьдесят, по шестьдесят человек. Пошли они, холопы твои, к Казанрогу. У Казанрога скопилось шестьдесят крымских и турецких судов – Азов брать.
– Далее, – тихо сказал царь.
– Шли атаманы и казаки морем день и ночь. К заветной воинской ночи из-за погоды не поспели и стали на якоре в море, потому что днем им идти не можно было. Надо было прийтить им безвестно в ночи. Но того дни учинилася погода большая, свирепая. Струги поразнесло по морю и носило три дни, принесло повыше Гнилого моря к урочищу, к Бирючьей косе, разбило у берега морскою погодой пять стругов, запасы все потопило, и люди, выйдя на берег, осталися без еды. Люди с других стругов подобрали их, да из-за морской погоды стояли в одном месте дён десять.
– Далее.