Ось

Дело в том, что у Четвертых обмен веществ происходит гораздо интенсивнее, чем у обычных людей, хотя и сбалансирован идеально. Четвертые выдерживают любые перегрузки, но, как и у всего живого, запас их жизненных сил не безграничен. Жизнь нельзя продлевать бесконечно, у всего есть свой срок. С Четвертыми обычно бывало так, что если они умирают, то делают это сразу.

Так вышло и с Тайлером.

Диана думала впоследствии: могла бы и догадаться, что это он имел в виду и зачем затеял такую далекую прогулку. Они пришли в одно местечко, которое он очень любил, но ему редко удавалось побывать там. Вниз сбегала широкая полоса гранита, сквозь которую прорастали горные травы. Они расстелили на земле одеяло, и Диана достала из рюкзака все, что припасла для такого случая: австралийское вино, свежий хлеб из булочной в Порт-Магеллане и холодный ростбиф — нечто противоположное рациону минангкабау, которого им приходилось придерживаться. Но Тайлер не был голоден. Он лег на спину, положив голову на бугорок, поросший мхом. Последнее время он казался Диане каким-то эльфом — исхудавшим, с кожей, к которой не пристает загар даже под таким солнцем.

— Я, пожалуй, посплю, — сказал он.

Палило августовское солнце и пахло скалами, водой, сырой землей. Тогда Диана и поняла, что он умирает.

Ее охватил какой-то атавистический порыв — спасти его. Ведь когда она болела и думала, что умрет, чтобы спасти ее, он провез ее чуть ли не через все континентальные Штаты. И ей бы сейчас надо было его куда-то увезти.

Но она понимала, что это бесполезно. Лечение средствами Четвертых помогает только раз.

Поздно уже горевать.

Она опустилась перед ним на колени и стала гладить его по голове.

— Могу я тебе сейчас чем-то помочь?

— Мне здесь хорошо, — сказал Тайлер.

Она лежала рядом и обнимала его. Слишком поздно, все слишком быстро. Солнце садилось, пора было возвращаться домой.

Но вернуться домой могла только Диана.

Мне здесь хорошо.

Кто это сейчас говорил с ней в темноте? Ее брат Джейсон, который умер столько лет назад? Или же этот странный мальчик Айзек, чей голос так похож на голос брата.

— Я помню о тебе, Диана. Если ты действительно хочешь, я могу тебе помочь.

Она поняла, что он ей предлагает. Гипотетики хранили ее брата в своей неповоротливой памяти, обнимающей биллионы лет. Она помнила его другой памятью — и что ей до биллионов лет? Зачем стремиться туда, где брат?..

Она попробовала повернуться к Айзеку, но не смогла. Набрала воздуха в грудь и прошептала:

— Нет, не надо.

ГЛАВА 28

Когда началось новое землетрясение, Турк спал. Они с Лизой и доктором Двали расстелили на бетонном полу матрасы, легли спать и попытались уснуть. В какой-то момент Лиза перебралась в темноте к Турку. На обоих была грязная одежда, которую они не снимали много дней, но оба уже не обращали на это никакого внимания. Она обняла его сзади и прижалась коленями к его коленям. Ее теплое дыхание щекотало его шею и шевелило волоски на ней. И вдруг пол выгнулся, как живой, и воздух наполнился оглушительным грохотом. Турк едва различил в нем крик Лизы, и то только потому, что она кричала ему прямо в ухо. Он рывком повернулся на бок и тоже обнял ее. Они лежали, вцепившись друг в друга. Грохот нарастал немыслимым крещендо. Окошко, которое они совсем недавно закрывали с таким тщанием, выскочило из проема целиком и разбилось. Ничего не оставалось, как только лежать обнявшись и не давать друг другу скатиться по полу, наклонившемуся и вставшему дыбом, словно машина над обрывом.

Так они и лежали, пока все не кончилось. Сколько времени это длилось, Турк не мог бы сказать. Вечность средних размеров. В ушах у него звенело, а тело ныло от ушибов. Он наконец вдохнул полной грудью и спросил Лизу, в порядке ли она. Лизе хватило дыхания, чтобы ответить, что да.

— А вы, доктор Двали?

Тот отозвался не сразу:

— Ноге больно. А в остальном, кажется, ничего.

Хотя пол уже не трясся, у Турка продолжало шуметь в ушах, голова кружилась. Постепенно к нему возвращалось самообладание. Он подумал: а вдруг будут еще толчки?

— Не попробовать ли нам выбраться отсюда?

Двали был против. Пока пепел падает — нельзя.

Турк освободился из объятий Лизы и пополз наугад по усыпанному обломками полу. Он искал фонарик, который, перед тем как уснуть, сунул под матрас. Фонарик нашелся под той стеной, в которой еще недавно было окно. Луч фонарика высветил столбы пыли и царивший в комнате разгром. Сама комната не пострадала, кажется. Лиза свернулась на матрасе, бледная, как привидение, а Двали, такой же бледный, сидел в углу. Под левой ногой его расплывалось пятно крови — что-то острое свалилось на него, но, кажется, не причинило серьезного вреда.

— Что нам теперь делать? — спросила Лиза.

— Ждать до рассвета, — сказал Двали. — И молиться, чтобы это не повторилось опять.

«Если только будет рассвет, — подумал Турк. — Если эти бесплодные и богом забытые земли когда-нибудь еще увидят что-то похожее на солнце».

— Не хотелось бы выглядеть циничной, — сказала Лиза, — но я хочу писать. Чертовски хочу.

Турк посветил фонариком в сторону ванной.