Незаметно за разговорами наступил вечер. Стали собираться спать. Анна Егоровна постелила гостям в маленькой комнате одну кровать. Чего уж тут спать раздельно, коли ребеночка сделали. Хотя сердце ее протестовало – не по-христиански все это. На следующий день молодые отправились в Окоянов к севкиным дружкам праздновать Международный день женщин и вернулись поздно вечером. Воля порядком устала и запросилась спать. Хозяйка разобрала ей постель, а Севка сел с матерью на кухне чаевничать. Сначала в полголоса разговаривали обо всем на свете, а когда из за перегородки послышалось тоненькое посапывание крепко уснувшей Воли, мать осторожно завела разговор о ней.
– Знаешь, сынок, я старая уже стала, наверное новых порядков не пойму. Но ты мне скажи, как так получается: ты приехал с беременной невестой, сидите рядышком за столом. Она ни разу к тебе не прислонилась, ни разу твою руку в свои руки не взяла, ни разу к тебе не приласкалась. Разве девушки любящие себя так ведут? Я вот себя помню в ту пору. Глаз оторвать от отца не могла, просто им дышала. А Воля на тебя вообще не смотрит. О своем думает.
– Ну, мам. Ей сейчас трудно. Да и стесняется она. Боится себя не так показать.
– Может быть ты прав. Дай Бог. Но я в ней особой стеснительности не заметила. Она в дом очень уверенно ступила. Да Бог с ней. Что я, старая, понимаю. Тебе видней. Когда свадебку надумали играть?
– У нее уже три месяца. Тянуть некуда. Крайний случай – на майские праздники.
– У нас это время пустое. Старый урожай подъели, нового пока нет. Трудно. Но для тебя в доску разобьемся, а свадьбу справим. Лишь бы меж вами все хорошо было. Тревожно у меня на сердце Сева, тревожно.
– Ничего, мам, все устроится.
На следующий вечер парочка вернулась в Ветошкино и студенческий быт пошел своим чередом, хотя где-то в самой глубине севкиной души залег тревожный холодок. Слова родителей не пролетели мимо его ушей.