Ось земли

– О, побачь, Севка, яка у нас сметана – говорил он, пододвигая парню стакан со сметаной – ложка в ней стоймя торчит, бачишь? Хозяин изъяснялся на дивной ростовской мове, смешавшей украинский и русский языки, но ложка действительно стояла в густой, как глина сметане, которая к тому же была сладковатой от степных трав.

– Сьишь цей стакан и все – никакая дивчина тебя не выдержит – смеялся дядя Коля. – Да ишь, ишь, скоро мои хлопчики приидут, от увидишь, какие здоровяки.

Хлопчики и вправду, однажды явились к родителям на побывку из Ростова. Два брата-погодка, Колька и Валерка, вошли в отчий дом и подперли затылками потолки. Оба были двухметрового роста, оба румяны и широки в плечах.

– От, мои орлы – сказал дядя Коля – знакомься, они добры ребятишки.

Колька и Валерка действительно оказались добрыми и веселыми хлопцами, студентами Ростовского учительского института. Они по-приятельски приняли практиканта и все свободное время троица проводила вместе.

Братья хорошо знали округу и начали знакомить с ней Севку. Тот и представить себе не мог, что степь таит в себе так много интересного. Взять хотя бы выходы за дрофами, которые братья устраивали вместо развлечения. В конце июля степная дрофа нагуливает такой вес, что теряет способность летать и может только бегать. Вся задача заключалась в том, чтобы обнаружить семейство дроф в высокой, спелой траве и прутиком погнать одну-две в направлении дома. Птицы были настолько тучными, что даже убежать от людей не могли. Тетя Нина варила из них жирный борщ с помидорами и баклажанами и Севка скоро забыл о своем скудном студенческом пайке в Ветошкине. За лето в «Гиганте» он заметно изменился, окреп и набрался сил.

Набрался он и знаний. Его поражала слаженная и производительная работа механизаторов на полях, так не похожая на тягостный труд земляков. Здесь земля отвечала благодарностью за вложенные усилия и люди работали с удовольствием. Севка прошел на практике уборочную, обмолот, стогование, подготовку к зиме. Лето здесь раннее и жаркое и пока в нижегородчине только готовились к уборке, ростовчане уже запирали закрома. Рабочая тетрадь практиканта пополнилась записями и заметками. И главное – прошла та глубоко спрятавшаяся тоска, залегшая в душе от увиденных картин раскулачивания. В «Гиганте» Булай поверил в правильности колхозной системы. Здесь со всей очевидностью было видно преимущество коллективного труда. Конечно, ему было понятно, что этот показательный совхоз без помех снабжался всем необходимым в первоочередном порядке и мало где крестьяне имели такие благоприятные условия быта и труда. Но ведь власть говорит о подтягивании всех остальных до уровня «Гиганта».

За практику в качестве помощника агронома Севка получил кучу денег, на которые купил белые парусиновые брюки, белые же парусиновые туфли, полосатую футболку и съезжавшую на ухо кепку-восьмиклинку. Дополнял этот наряд серый чесучовый пиджак с хлястиком, который, будучи наброшенным на плечи говорил о готовности хозяина к серьезному разговору с девушками. В фибровом чемодане, купленном на ту же зарплату, хранились подарки матери и отцу, а также бритвенный прибор и престижный одеколон «Тройной», без которого не обходился ни один уважающий себя мужчина той эпохи. Вот в таком образе и появился бывший мальчишка, а теперь молодой человек Всеволод Булай у себя на родине теплым августом тридцать восьмого года.

За два года его отсутствия на родине произошли серьезные изменения. В Окоянове провели радио. На центральной площади водрузили столб, с которого в разные стороны смотрели квадратные раструбы громкоговорителей. Теперь в провинциальную сонную тишь с утра до вечера неслись бодрые голоса дикторов, музыка и новости со всего мира. Город стал засыпать и просыпаться под бой кремлевских курантов и гимн СССР. Громкоговорители сделали жизнь Окоянова частью жизни большой страны. Он оказался неожиданно близко к ее кипящей энергии. Эта энергия молодости и задора выливалась из громкоговорителей на город и город словно сам наполнялся ее силой.