– Конечно! – Матвеев и не думал подражать Норманну, тем не менее его «конечно» представилось (и ему в том числе) в смешном виде; кое-кто за столом усмехнулся. И он постарался сгладить этот острый угол, убрав из голоса сомнения: – Да, разумеется.
– Я поднял материалы, в которых натолкнулся на обращение начальника курса к курсантам «Инкубатора». Самого обращения не нашел, только ссылку на него, – вынужден был объяснить Норманн.
Прежде чем удовлетворить любопытство начальника центра, Матвеев четко представил себе начальника курса полковника Щеголева, с упитанным, как налившееся зерно, и в то же время властным лицом. Звали его Игорем Андреевичем. Они встретились впервые в отделе военной контрразведки, где Матвеев напомнил Щеголеву, что тот «связан с внутренними условиями аппарата контрразведки», которые не могли зависеть от воли полковника и возможностей его непосредственного руководства. Щеголев принял условия, боднув своей таранной головой. Дальше Матвеев вспоминал ту встречу, которую впору было назвать памятной, в стиле блица.
«Вы проработали начальником курса восемь лет?»
«Девять. Я стоял у истоков проекта. Год ушел на организационные и прочие работы».
«Проект закрыли вдруг или же дали последнему курсу закончиться?»
«Курсанты последнего выпуска закрыли все дисциплины».
«Назовите лучших курсантов последнего курса».
«Они равны в любой дисциплине».
Помнится, отвечая на очередной вопрос Матвеева, начальник курса обрезал параллель между двумя программами – подготовки армейского спецназа и проекта «Организованный резерв». Последний изначально предполагал разместиться на «четырех китах». Один из них, четвертый, назывался «время»: спецподразделение во время штурма должно работать быстро, и чтобы успеть, каждый боец обязан был знать свой маневр.
Программа «Организованный резерв» основывалась на частых походах, физической и стрелковой подготовке, рукопашном бое. И все это на фоне психофизического обучения – «буквально на каждом привале, при каждом удобном случае», – рассказывал полковник Щеголев. И дальше акцентировал: «Упор делался на
Дальше полковник Щеголев назвал не лучших курсантов (все они, как он заметил в начале беседы, были равны), а тех, кого он выделил лично: Наймушин, Скобликов, Эгипти; они одними из первых прошли тест на совместимость. Возраст каждого на тот момент составлял восемнадцать лет. Это были только что достигшие совершеннолетия машины-убийцы.
Когда вопросы иссякли и полковник Щеголев собрался было уходить, Матвеев остановил его словами: «Есть такое выражение: пожелания отправляющемуся в путь. Вы ведь давали выпускникам пожелания на будущее?»
Матвеев отметил, что глаза полковника Щеголева были холодными, он без труда догадался, что начальник курса свое обращение к курсантам помнил наизусть.
«Однажды за вами придут. Это может случиться скоро. Может быть, ваше ожидание затянется на месяцы и годы. Проект закрыт. Готовьтесь к тому, что вас могут нанять политические конкуренты создателей проекта. Рамки координационного совета, курировавшего проект, разошлись по политическим векторам, и мы не смогли соблюсти секретность. Несмотря на это, вы должны беспрекословно выполнять приказы ваших работодателей».
И вот три года спустя эти слова, которые Матвеев не мог не запомнить, прозвучали снова. Он добавил в голос холода, и его нельзя было отличить от полковника Щеголева.
– Итак, к чему эти ваши вопросы? – повторился Матвеев, искренне надеясь на то, что в этот раз получит ответ. И не ошибся.
– Ваши подопечные попали в скверную историю. При задержании убили одного и ранили четверых бойцов из группы захвата.
Матвеев ожидал чего-то подобного. Но не в таком масштабе. Отчего-то ему на ум пришло название советского мультика «Козленок, который умел считать до десяти».
– А вы разве ничего не слышали? – спросил Норманн. – По телевизору...
– Летом я живу на даче, а там «ящика» нет. Ему я предпочитаю хорошую книгу.
Норманн предложил Матвееву сигарету. И хотя курить разрешалось на рабочем месте, они вышли в коридор. Там тон Норманна заметно смягчился.
– Кто мог подставить Наймушина? – спросил он. – Вижу, вы верите в его невиновность.