Оружейник

По крайней мере, у Князя выброс адреналина снял изрядную часть опьянения. Он даже поднялся сам и почти не шатаясь.

— Чего они хотели?

— Нож продать, — фыркнул я, пиная упомянутый предмет носком ботинка. Ну да, местное поделие по мотивам испанской навахи, с колечком для пальца. Окажись тут Кот, он бы наверное, и мастера назвал и трех-четырех прошлых владельцев. У него подобных ножиков десятка полтора, с фронтовыми еще гравировками, "Mort aux boches" и тому подобное. Хотя эта железяка совсем убогая, скорее всего фабричная дешёвка…

— А ты их…

— Слегка продырявил.

В отличие от Их Сиятельства, я испугаться толком не успел, слишком быстро все случилось. А потом… обошлось и ладно, трупов нет… по крайней мере, тут нет. А если кто-то сумеет истечь кровью после двадцать пятого калибра… ну, бывает.

— Мартин… слушай, я тут нес всякого…

— Ne beri v golovu, Sasha! — я нарочно сказал это по-русски, хотя обычно мы даже оставаясь вдвоем, говорили на английском. — Давай, садись в машину.

Для меня вопрос в самом деле был закрыт, а точнее — даже и не вставал. Но вот Александра явно жгло чувство стыда: как же, облаял человека и тут он же от смерти спасает. Минут через пять он собрался с мыслями и снова начал извиняться, жарко и путано.

— Вы, русские, любите все усложнять, — прервал я поток его словоизлияний. — Смысл жизни, душа, высокие идеалы. Мы все хлебнули этого дерьма и сейчас мне плевать, кто ты и что думаешь про меня. Зато я точно знаю: в бою мы разделим последнюю флягу и последнюю обойму. И это единственное, что важно.

***

Полицейский чиновник страдал. Вообще мелких чинуш я не люблю особо. Именно в их тараканьей популяции вызревает большой процент клопов, упивающихся своей маленькой, но властью над простолюдином. Но конкретно этот magistratus ordinarius даже сумел вызвать некое смутное сочувствие. Сидишь себе в этом центре чулочно-носочной промышленности, новости о битвах социалистов с правыми узнаешь из парижских газет. На службе же главное — досидеть до обеда, а там бутылочка с парой коллег и остаток дня пролетает совсем незаметно. Вдруг в эту гармонию врывается какой-то сомнительного вида субъект в дешевом твидовом костюме поверх водолазки, видно, что в прекрасную Францию сбежал прямо из нью-йоркского зоосада, только что этикетки с долларами не забыл срезать — и выкладывает на стол бумажки. Очень плохие бумажки — выполнять не хочется, проигнорировать нельзя, а выработанное годами сидения попное чувство шепчет, что крайним при любом исходе сделают именно тебя.

— Я не совсем уверен, месье… — тут он сделал паузу, видимо, ожидая, что я назову свое имя и к его отсутствию в ордерах Буше можно будет хоть как-то придраться.

— Там все написано. А если у вас есть сомнения, вы же знаете, куда нужно звонить?

Сам я практически не сомневался: если чиновничек все же решиться позвонить в местное отделение Сюрте Женераль, ему либо сразу подтвердят мои полномочия, либо найдут способ связаться с Буше и по-быстрому проверить их. А еще я знал, что многочисленные французские около-полицейские структуры, доставшиеся Третьей республике в состоянии винегрета, любят взаимодействовать друг с другом, примерно как собаки с кошаками.

— Да-да, конечно…

Мысли нам пришли в голову схожие. Чиновник тоскливо посмотрел на телефон, однако браться за трубку не стал, а вместо этого стукнул по кнопке звонка на столе. И еще два раза, прежде чем в кабинет заглянул пухленький и розовощекий херувимчик из рекламы печенья, но в полицейской униформе. Очевидно, спешить здесь было не принято даже на сигналы от начальства.

— Привести сюда заключенную из камеры номер пять. И все её вещи. — Ударение на "все" было явно неспроста. Покажите мне полицию, где у заключенных ценности не испаряются самым загадочным образом в самые кратчайшие сроки. Если найдете таких ангелов, я тоже в кого-нибудь уверую, а пока… В Оклахома-сити, помню, рекорд составил семь с половиной минут. Ровно столько затратил примчавшийся к участку взмыленный адвокат, чтобы добиться освобождения клиента, но вот часы, большая часть денег из бумажника и золотые запонки успели пропасть, хотя арестованный был трезв. Ну, почти трезв. При массе больше чуть ста кило полбутылки "средства от простуды" с ног не валит, даже в паре с несколькими пропущенными ударами. А вот наоборот — очень даже, так это надо совсем без мозгов быть, чтобы задираться с боксером-тяжеловесом, пусть и четверо на одного. Нос, правда, Майку Финнегану в очередной раз сломали, но по сравнению с переломами рук, ног, ребер и вроде даже одним проломленным черепом — так себе утешеньице.

— Шеф, вы же сами говорили, что суд будет на сле…

— Выполнять! Немедленно! — Кабинетный сиделец нашел, куда выплеснуть накопившееся раздражение и хоть на миг ощутить себя Наполеоном под солнцем Аустерлица. В прямом смысле, выплеснул, брызги даже до меня долетели, а ведь стул в стороне от "линии огня", да и лампа частично закрывала. Херувимчика же из двери просто выдуло, уже через секунду я расслышал торопливый грохот ботинок по лестнице.