Оруэлл в Испании

Не успели они доехать до фронта, как их настигло новое ошеломляющее известие — арестовали их фронтового товарища Боба Смилли, внука легендарного шахтера, Роберта Смилли, который уже направлялся в Англию. В тюрьму к нему никого, в том числе и адвоката, не допускали; выяснить, за что он арестован, тоже не представлялось возможным, и тут Оруэлл впервые обнаружил, что в странах, где нет такой привычной и естественной для англичанина вещи, как хабеас корпус[29], человека можно держать в тюрьме не то что без суда, но и без предъявления обвинения неопределенно долго. И хотя говорили, что Боб Смилли арестован за ношение оружия, никто не сомневался, что реальной причиной была его связь с ПОУМ и нежелание коммунистов, чтобы за пределами Испании распространялась какая-то другая версия недавних событий, кроме официальной. Арест этот стал для всех тяжелым ударом. И все-таки ошельмованные и обвиняемые в связях с фашистами поумовцы вернулись на фронт, чтобы продолжать биться с фашизмом. Оруэлл, правда, — ненадолго.

* * *

Часть, в которой он служил, стояла около Уэски — почти там же, где он ее и оставил. На десятый день пребывания Оруэлла на фронте, 20 мая в пять часов утра, пуля фашистского снайпера пробила ему горло — очевидно, при его росте, даже находясь в окопе, он резко выделялся на фоне светлеющего неба — окопы рыли под невысоких испанцев. Чудом он остался жив — пуля прошла в миллиметре от сонной артерии, повредив только голосовые связки и задев нервы на затылке, отчего правая рука оставалась некоторое время парализованной. Описание ранения в книге «В честь Каталонии», так же как описание боя, у Оруэлла бодрое и энергичное, хотя он признается, что первые несколько минут думал, что его убили, а потом испытывал сильнейшую боль, особенно когда его несли на носилках и везли в госпиталь.

24 мая Айлин отправила телеграмму его родителям в Саутволд: «ЭРИК ЛЕГКО РАНЕН БЫСТРО ПОПРАВЛЯЕТСЯ ПЕРЕДАЕТ ПРИВЕТ БЕСПОКОИТЬСЯ НЕ О ЧЕМ АЙЛИН» Но одновременно она попросила Коппа подробно поговорить с лечащим врачом мужа и описать все симптомы ее брату, крупному врачу, доктору Эрику О’Шоннесси, мнением которого она очень дорожила. Копп послал подробное письмо, отметив мимоходом, что чувство юмора у пациента не пострадало, и присовокупив подробный рисунок раненного горла. Ясно было одно — воевать Оруэлл уже не будет и потому в Испании ему больше делать нечего.

После нескольких переездов из одного госпиталя в другой Оруэлла как выздоравливающего перевели в санаторий «Маурин» под Барселоной, принадлежащий ПОУМ. Там его навещали Айлин и Копп, оттуда 8 июня он написал письмо своему давнему приятелю — еще по начальной школе и по Итону — Сирилу Конноли, тоже ставшему литератором и тоже побывавшему в Испании. В письме Оруэлл сообщал, что намеревается вернуться домой недели через две, как только получит увольнение из армии; что, невзирая на предсказания врачей, все же надеется, что голос его восстановится; что собирается написать книжку о войне и что в Испании он впервые по-настоящему поверил в социализм. Ужас того, что происходило вокруг, заставлял его из-за всех сил держаться за те чувства воодушевления и товарищества, которые он испытал в ополчении.

На следующий день — 9 июня — они с-Айлин отметили первую годовщину свадьбы, а еще через несколько дней Оруэлл отправился собирать бумаги, необходимые для увольнения и последующего отъезда домой. Еще слабому после ранения, ему пришлось пять дней ездить по госпиталям, разбросанным по Каталонии, на медленных испанских поездах, которые и в лучшее-то время никогда не ходили по расписанию. Измученный, он наконец получил все нужные справки и, вернувшись 20 июня вечером, решил не ехать обратно в пригородный санаторий, а пойти в барселонский отель «Континенталь», где жила Айлин.

Айлин ждала его в фойе. Со светской улыбкой она, небрежно поднявшись с дивана, подошла к мужу, обняла его и прошипела в ухо «Уходи!» Он не понял. Тогда она повела его к выходу. По дороге — на лестнице и у лифта — еще два человека, завидев его, сказали, что нужно немедленно уходить. Он все не понимал. Только выведя его на улицу, Айлин сообщила, что ПОУМ запрещена, ее здания захвачены, и все, кого могли арестовать, — арестованы, а некоторые уже и расстреляны.

Выяснилось, что 15 июня, в день, когда Оруэлл поехал собирать справки, Андреса Нина арестовали прямо у него в кабинете. На следующий день, 16 июня, ПОУМ была объявлена вне закона, а принадлежавшие ей помещения конфискованы (то, что Оруэлл не вернулся в санаторий «Маурин», оказалось большой удачей). Еще через пару дней все сорок членов исполкома партии были в тюрьме, а всего только в одной Барселоне было арестовано не меньше четырехсот поумовцев — на самом деле, размышлял позднее Оруэлл, число их наверняка было гораздо больше. Полиция даже забирала раненых ополченцев из госпиталей. На свободе оставались Джон Макнэр и фронтовые товарищи Оруэлла, бывшие с ним в санатории, Роберт Уильямс и Стаффорд Коттман.