Орудие Немезиды

Апартаменты состояли из двух небольших комнат, разделенных занавеской. На столике у окна стояла глиняная ваза. Подняв ее крышку, я почувствовал смесь запахов руты, сильфия и чеснока. Снадобье Дионисия. Отравлено ли было оно или же нет — его следовало сжечь, чтобы никто больше не пострадал. Во внутренней комнате, обставленной в духе присущего стоикам аскетизма, я увидел лишь ложе, висячую лампу и большой сундук.

— Тут смотреть нечего, — заметил я подошедшему Экону, — если, конечно, что-нибудь не спрятано здесь. — Я попытался открыть сундук, но понял, что он заперт на замок. — Мы можем его взломать, — подумал я. — Вряд ли Красс возразил бы против этого, а у тени Дионисия мы можем попросить прощения. Кажется, его уже кто-то пытался открыть. Нужно найти крепкий стальной прут, чтобы вскрыть сундук.

— А почему бы не воспользоваться ключом? — предложил Метон.

— Потому что у нас его нет, — возразил я.

Метон хитро улыбнулся, потом растянулся на полу, подполз под ложе Дионисия и вылез оттуда, сжимая в крохотном кулачке простой бронзовый ключ.

Мне оставалось только развести руки:

— Метон, да тебе цены нет! В любом доме такой раб, как ты, просто незаменим!

Он весело улыбнулся.

Попытки открыть ящик слегка повредили замок, и он открылся с трудом. Что за сокровища философ считал такими ценными, что так тщательно их прятал, подумал я.

Экон задержал дыхание, а Метон чуть отпрянул назад:

— Кровь! — прошептал он.

Поверх развернутых свитков, уложенных в сундуке плоской стопкой, лежал лист папируса, исписанный мелким, неразборчивым почерком, на котором были видны пятна от брызг крови.

Я снова был в библиотеке у Красса. Тот сосредоточенно изучал один за другим раскатанные листы. Наконец он кивнул:

— Да, это те самые записи, которые я искал. Я должен взять их с собой в Рим после погребальных игр. Здесь в них не разобраться, да и нет времени для тщательного изучения. Может быть, мой главный управляющий сумеет их расшифровать.

— Я заметил, что в документах несколько раз упоминается какой-то «друг», рядом с денежными суммами, часто достаточно крупными. Вам не кажется, что это могут быть записи поступлений и выплат, связанных с тайным сообщником Луция?

Красс бросил на меня недовольный взгляд.

— Что мне хотелось бы знать, так это почему все эти документы находились в комнате Дионисия?

— У меня есть некоторые соображения по этому поводу, — ответил я. — Нам известно, что Дионисий хотел разоблачить убийцу Луция, или во всяком случае произвести на вас впечатление своей проницательностью. Предположим, что он раньше нас обнаружил кровь на статуэтке, которой убили Луция, и еще до моего приезда сделал вывод о том, что его убили в этой комнате. Предположим также, что он что-то подозревал о темных делах Луция. В конце концов они жили в одном доме, и он вполне мог заметить этот поток серебра и оружия, как бы ни старался Луций засекретить эти операции.

— Продолжайте, — кивнул Красс.

— Зная это, он, должно быть, сам выкрал эти документы, прежде чем ими занялись вы, и перенес их отсюда в свою комнату, где мог внимательно изучить их и попытаться установить личность убийцы.

— Возможно. Но как вы объясните вот это? — Он указал на пергамент с пятнами крови.

— Должно быть, Луций читал его в тот момент, когда его убили. Он мог лежать здесь, на столе.

— И убийца был настолько неосторожен, что, перетащив тело Луция в атриум, оставил этот документ для Дионисия? Мне кажется более вероятным, что убийца уничтожил бы документ, чтобы не оставлять такую улику. Это говорит скорее всего о том, что документ не имеет никакого отношения к убийству.

Красс хмуро посмотрел на меня и, когда я не нашелся с ответом, улыбнулся.

— Должен признать, Гордиан, у вас цепкая хватка! Если бы это прозвучало для вас утешением, я сказал бы, что сам я не вполне удовлетворен тем, что мы знаем об обстоятельствах смерти Луция. Из доказательств, обнаруженных вами в воде, и из этих документов следует, что мой безрассудный родственник был вовлечен в контрабандное снабжение, возможно и Спартака, оружием. Но это лишь ослабляет ваши позиции и укрепляет мои.

— Мне так не кажется, Марк Красс.