— Чья на ней кровь, узнать невозможно, но поскольку крови так много, мы можем предположить, что это кровь убитого. Гелина говорила, что на полу под раной ее было мало, но Луций должен был потерять много крови. Вероятно, эту накидку использовали для того, чтобы она впитала кровь. И вряд ли накидка принадлежала самому Луцию. Учитывая, что он жил в таком роскошном доме, мне трудно поверить в то, что он мог носить такую невзрачную одежду. Но эта накидка слишком хороша, чтобы принадлежать простому человеку, а может быть, она из тех скромных одежд, которые порой носят богатые римляне, исповедующие аскетизм, впрочем, возможно, какой-то мужчина или женщина выбрали эту обычную черную накидку с той целью, чтобы оставаться незамеченными ночью. Эта накидка может оказаться важным вещественным доказательством. В противном случае, зачем было уносить ее так далеко от места преступления и пытаться утопить в заливе? И почему отрезан угол? Если сбежавшие рабы действительно убили Луция, то они явно проявили большую наглость, нацарапав на полу имя Спартака. К чему же было бы им пытаться уничтожить накидку, раз уж они столь демонстративно заявили о своей верности Спартаку? Почему не оставили ее на месте, чтобы вызвать у всех еще больший ужас? Мне думается, что мы должны принять все меры для того, чтобы никто больше не узнал о том, что найдена накидка. Истинный убийца должен продолжать думать, что ему удалось ее утопить в заливе. Я возьму ее себе и спрячу среди своих вещей.
Внимательно слушавший меня Экон потянул за подол моей туники. По его настоянию я передал ему окровавленную накидку, и он, указывая на разные пятна крови, пытался что-то сообщить, сделав ряд движений открытой ладонью.
— Что он говорит? — спросил озадаченный Муммий.
— Экон совершенно прав! Смотрите, там, где крови больше всего, образовался насыщенный ею круг довольно правильной формы. Остальные пятна, шириной примерно в ладонь, говорят о том, что этими частями накидки кровь, возможно, стирали с пола.
Экон снова изобразил целую пантомиму, откинувшись на спину и заложив руки за голову, а затем вытянул обе руки, как если бы тащил какой-то тяжелый предмет. Он проделал все это с таким энтузиазмом, что я испугался, как бы он не упал с лошади.
— И что из этого следует? — спросил Муммий.
— Экон считает, что, возможно, в накидку была завернута голова умиравшего человека, чтобы в нее впитывалась кровь, когда тело волочили по полу. Потом убийца мог чистой частью накидки вытереть пятна крови там, где совершилось убийство, а потом с пола, по которому волочили тело.
Муммий скрестил руки.
— Неужели он действительно способен так ясно передавать свои мысли?
— Я не переоцениваю его догадки. И в особенности в отношении этой накидки. Но самым подозрительным является тот факт, что обе пропавшие лошади на следующий день вернулись на конюшню. Несомненно, что Зенон с Александросом добровольно их не отпустили бы, если только не раздобыли где-нибудь других лошадей.
Муммий покачал головой.
— Мои люди всех опросили. Нигде в округе не было кражи лошадей.
— Значит, Зенон с Александросом вынуждены были идти пешком. Но в таком густонаселенном месте, как это, с таким движением на дорогах, при нынешней подозрительности к беглым рабам, да к тому же при активной деятельности ваших людей, они вряд ли смогли бы уйти далеко.
Экон скрещенными руками изобразил парус на море. Муммий просиял, догадавшись:
— Мы, разумеется, опросили всех судовладельцев.
Ни один паром, перевозящий между Помпеями и Геркуланумом, не принимал на борт двух беглых рабов, не было и кражи лодок. К тому же ни один из них не имеет никакого понятия о том, как управлять парусной лодкой.
— Так какие же еще остаются возможности? — спросил я.
— Значит, они скрываются все еще где-то поблизости, — пожал плечами Муммий.
— Или, что более вероятно, оба они мертвы. — Сумерки стали быстро сгущаться. Я посмотрел назад, в направлении виллы, и увидел над вершинами деревьев лишь кусок черепичной крыши, да струйки дыма над ней. Зажигались вечерние огни.
— Скажите, Муммий, кто в настоящее время живет на вилле?
— Кроме Гелины всего лишь несколько человек. Ведь летний сезон в Байях подходит к концу. А в этом году здесь даже весной было мало народу. В мае здесь были мы с Крассом и Фабием и еще несколько человек. Люди не приезжают сюда из Рима, боясь оказаться между Спартаком и пиратами.
— Да, но кто живет здесь теперь?
— Дайте-ка подумать. Разумеется, Гелина. И Дионисий, ее философ, он живет здесь постоянно. Он называет себя эрудитом, пишет пьесы, рассказы и считает себя остроумным собеседником, но на меня наводит сон. Да, еще Иайа. Она художница.
— Иайа? Женщина?
Муммий кивнул.