Орудие Немезиды

При жизни покойный обладал чрезвычайным богатством. Если даже очень состоятельные семейства обычно довольствовались тем, что укладывали своих покойников в деревянный гроб с ножками из слоновой кости и с несколькими декоративными накладками из нее же, то это элегантное резное сооружение было целиком из слоновой кости. Мне приходилось слышать о расточительности, но видеть подобное довелось впервые. Драгоценный материал мерцал восковой бледностью, почти такой же гладкий и безжизненный, как и плоть самого умершего.

Гроб покрывали пурпурные покровы с золотой каймой, на которых покоились астры и ветки вечнозеленых деревьев. Тело окутывала белая тога с изящной вышивкой. На ногах были свежесмазанные маслом сандалии, и по традиции покойный лежал ногами к выходу из дома.

Экон поморщился, секундой позже то же самое сделал и я. Несмотря на благовония и мази, которыми своевременно умастили тело, и на плошку с ладаном над жаровней рядом с гробом, в воздухе стоял тяжелый запах разложения.

— Сегодня пятый день, — тихо проговорил Фабий, и до похорон осталось двое суток. Публичный траур длится неделю. К этому времени смрад станет ужасным. При такой вызывающей демонстрации богатства семья, конечно, могла бы разориться на приобретение самых лучших благовоний в Байи, а еще лучше привезти их из Путеол, но видно ума у них на это не хватило.

В том, как беспечно семья отнеслась к убранству покойника, чувствовалась непонятная ирония. На голову ему упали несколько листиков плюща, закрыв не только часть лица, но и то место, где мог бы быть лавровый венок, напоминавший о его земной славе.

— Этот плющ, — заметил я, — выглядит словно специально брошенный на лицо…

Фабий не остановил меня, когда я осторожно приподнял зеленые завитки, как оказалось, очень расчетливо положенные с целью скрыть череп умершего. Под ними была глубокая рана. Ее было невозможно ни очистить, ни зашить, ни закрыть как-нибудь иначе. У Экона непроизвольно вырвался стон отвращения, и он отвернул лицо, но потом снова пристально посмотрел на покойного.

— Отталкивающее зрелище, не правда ли? — прошептал Фабий, отворачиваясь от гроба. — А Луций Лициний был таким тщеславным человеком… Жаль, что в смерти он не может выглядеть лучше.

Я заставил себя посмотреть на лицо умершего. Тяжелый, сильный удар или удары размозжили правую часть лица. Глаз был выбит, ухо разорвано, скула и челюсти сломаны. Я смотрел на то, что осталось от этого лица, представляя красивого мужчину средних лет, с тронутыми сединой висками, с крупным носом и сильным подбородком. В полуоткрытом рту мерцала золотая монета — гонорар Харону.

— Смерть была не от несчастного случая? — предположил я.

— Вряд ли.

— Какая-нибудь ссора, кончившаяся обменом ударами?

— Возможно. Это случилось поздно ночью. На следующее утро его тело обнаружили здесь, в атриуме. Обстоятельства были очевидны.

— Да?

— Какой-то беглый раб — видимо, сумасшедший, решивший последовать примеру Спартака. Вам расскажут об этом более подробно.

— Это сделал беглый раб? Я не ищейка, разыскивающая беглых рабов, Фауст Фабий. Зачем меня сюда привезли?

Он бросил взгляд на мертвеца, потом на фавна под бурлившими струями воды.

— Вам объяснят.

— Прекрасно. Эта жертва — как вы его называли?

— Луций Лициний.

— Он был хозяином этого дома?

— Более или менее, — ответил Фабий.

— Пожалуйста без загадок.

— Этим должен был заниматься Муммий. Я согласился сопроводить вас на виллу, но никогда не соглашался излагать вам суть дела.

— Марка Муммия здесь нет. Но я здесь, и труп убитого человека здесь же.

Лицо Фабия прорезала гримаса. Патрицию не импонировала роль порученца в темном деле.

— Он себя называл левой рукой Красса. Они с ним были тесно связаны кровными узами, думаю, что детьми они росли вдали друг от друга, но все изменилось, когда мальчики стали мужчинами. Многие Лициний погибли в пору гражданских войн. Когда при диктатуре Суллы обстановка нормализовалась, Красс с Луцием сблизились.

— Это была не дружба?

— Нет, скорее деловое партнерство, — улыбнулся Фабий. — Он помогал Крассу в делах, если вы хотя бы понаслышке знаете о Марке, то ясно представляете, кто из них кому подчинялся.

— Луций Лициний.