Затем снова обратился к телу и, внезапно нахмурившись, приподнял правое запястье сиделки. Его внешняя сторона была покрыта темными кровоподтеками в том месте, где под мягкой плотью скрывается лучевая артерия, и по бокам — там, где кости предплечья соединяются с косточками кисти. Передвигать руки покойницы было легко — она умерла всего несколько часов назад. Сняв свои перчатки, Харриет засунула их в карманы платья и, увидев то, что подметил Краудер, подняла левую ладонь сиделки. Здесь сильные кровоподтеки находились на внешней стороне запястья. Поднеся его поближе к глазам, Харриет кончиком пальца провела по отпечаткам. Затем подцепила что-то ногтем и показала Краудеру. Анатом поглядел на ее палец. Волокно. Она осторожно опустила руку покойницы и потянулась за другой, затем сложила руки сиделки так, чтобы они соприкасались запястьями.
— Веревка, — беззвучно прошептала она.
Несмотря на теплый вечер, Краудер ощутил, как в животе разливается холод. Он снова принялся внимательно разглядывать правую руку сиделки, сгибая мертвые пальцы так, словно, сидя на диване в гостиной, лениво поигрывал рукой возлюбленной. Один ноготь был сломан, а под тремя застряли частички кожи и немного крови. Он поднял взгляд на Харриет, чтобы проверить, смотрит ли она и понимает ли то, что видит. Ее губы были поджаты, а поза говорила о сосредоточенном внимании. Краудер положил руку покойницы на место, и они оба, словно по команде, поглядели на жутко перекошенное лицо.
— Я срежу веревку с ее шеи, — очень тихо проговорил Краудер и сделал, что обещал, обнажив ужасный пурпурный след от петли, давившей на горло, пока сиделка не задохнулась.
Своими длинными пальцами он ощупал позвонки на задней части шеи. Они не были сломаны. Женщина умерла от недостатка воздуха. Эта смерть не была щадящей. Краудер припомнил, как время от времени работал на своих профессоров — ожидал под виселицей в надежде на то, чтобы с помощью многочисленных взяток и нескольких людей, которым он платил за сдерживание толпы, заполучить тело для анатомирования. Он присутствовал и при быстрой, и при медленной смерти от повешения. Если от рывка веревки шея несчастного не ломалась, порой его друзья кидались к эшафоту и, ухватив за ноги, тянули вниз со всей силы, чтобы как можно скорее окончить предсмертные мучения. Он видел, как матери тем же способом тянули за ноги своих сыновей, — этим быстрым убийством они исполняли последний долг перед своими чадами. Неприятней всего был шум — бесполезное бульканье воздуха, пытавшегося пробиться в закупоренную чашу горла, свист рассекающих воздух ног, дергающихся словно в кукольном представлении; этакий танец в воздухе. Краудер задумался: а тянул ли кто-нибудь за ноги сиделку в попытке сократить ее мучения?
Харриет принялась очень осторожно ощупывать затылок покойницы. Она вспомнила, как проделывала то же самое с головой корабельного гардемарина, когда они в последний раз ходили в море вместе с супругом. До этого врач отрезал юноше ногу выше колена, однако прикончил его осколок, застрявший в задней части черепа, — именно его Харриет обнаружила под густыми черными волосами гардемарина. Даже вопреки ожившим и забурлившим с новой силой воспоминаниям Харриет обратила внимание на изменение структуры кожи, припухлость на затылке. Она подняла свою руку пусть испачканную кровью, но при этом совершенно сухую, и показала ее Краудеру. Он тоже отыскал это место на коже головы, а затем ощупал весь труп, однако больше ничего замечательного не обнаружил.
Выпрямившись, он осмотрел балку над их головами — веревочная петля выглядела теперь вполне безобидно. Харриет встала рядом с ним, она пыталась вытереть руку платком. Эта вещица была слишком нежной для подобной задачи. Уловив ее тихое проклятие, Краудер без лишних замечаний подал даме свой платок. Харриет удалила кровь с ладони и снова натянула перчатки, а затем, печально качнув головой, вернула платок анатому. Когда она заговорила, ее приглушенный голос напомнил Краудеру: Харриет все еще волнуется, что их могут услышать.
— Я не обратила внимания, где стояла эта бочка, когда мы вошли.
Анатом задумался: а стоит ли удивляться, что их мысли в подобных ситуациях движутся в одном и том же направлении?
— Я пытался припомнить. Вон там. — Краудер указал на стену слева от них. — К тому же бочка была опрокинута, то есть могла откатиться, когда сиделка Брэй оттолкнула ее.
Харриет поглядела на него, вздернув бровь.
— Нет, госпожа Уэстерман, я не сошел с ума. Эту женщину убили. Я лишь размышляю, как присяжные могли бы переиначить все это, превратив в самоубийство.
— Харри? — Рейчел приблизилась к двери, пытаясь отыскать сестру во мраке, но так, чтобы не видеть трупа.
Краудер заметил, что Харриет, украдкой бросив взгляд на перчатку, натянула ее повыше, прикрывая запястье, а потом уже ответила:
— Да, Рейчел?
— Там что-то лежит. Кто-то развел костер, и он до сих пор теплится. Похоже, в нем лежит что-то…