Харриет уставилась на него, охваченная одновременно страхом и жалостью. Розовато-желтые шрамы на его щеке и веке словно бы смеялись над ее надеждой. Она почувствовала, что Краудер приблизился к ним. И видела, как на глаза Хью наворачиваются слезы. Так, значит, поврежденный глаз по-прежнему мог горевать, пусть даже был лишен зрения. Харриет осторожно высвободила свою руку и немного отступила назад. Она ощутила, как на коже под ее манжетами, словно цветы на веточке наперстянки, начинают расцветать темные синяки. Она покачала головой и заговорила тихо, нерешительно.
— Мы полагаем, он мертв. Убит в Лондоне несколько дней назад. Об этом сообщалось в «Эдвертайзере». Александр Адамс — мы считаем, что в городе он пользовался этим именем.
Хью отвернулся, громко хохоча.
— Кончено! Кончено! Он мертв, и все кончено. — Харриет сделала еще один шаг назад. — Значит, это конец. Они связали и высекли меня. Конец! Подумать только, сколько бы я дал, чтобы услышать это имя неделю назад, что я готов был отдать за него Бруку! А теперь вы сообщаете его во время утреннего визита, и оно ничего не значит. Бесполезно! В тысячу раз хуже, чем бесполезно.
Он опустил голову на полку над остывшей пастью огромного камина и ударил раскрытой ладонью по старому камню. Харриет подождала, пока утихнет эхо, отразившееся от внушительных стен залы. Когда Хью снова опустил руку, она увидела красные следы на том месте, по которому он ударил.
— Кто, господин Торнли? Кто это сделал? Вы во власти Уикстида? Мы должны вытащить вас из петли и показать суду на истинно виновного. — Он не пошевелился, и Харриет стала увещевать его: — Неужели вы оставите этот дом в руках горстки убийц? Неужели хотите, чтобы о вас вспоминали как о трусе, отравителе и погубителе слабых? Вы же солдат!
Хью рассмеялся ей в лицо.
— Ах, моя дорогая, глупая госпожа Уэстерман. Вы и такие, как вы, невинны, словно младенцы! В жилах Краудера течет старая кровь. Он знает не хуже меня — этот дом всегда принадлежал горстке убийц! Это благородная традиция. Мы с большой серьезностью относимся к своим обязанностям. И с чего бы мне беспокоиться о том, что скажут, когда я буду мертв? Неужели вы верите, что это станет тревожить меня в ином мире? Я буду счастлив сменить этот ад на другой. Я не убивал Брука и не отравлял Картрайта, но, вероятно, все равно заслуживаю петли. Уикстид отдал Бриджесу мой окровавленный нож, и я уже не смогу оправдаться. Пусть же это случится. Пусть они повесят меня! Я не стану пускать пулю в лоб, я позволю им насладиться великолепным зрелищем. Пусть поглядят, как я задохнусь! Таким будет мой подарок. Толпа любит смотреть, как вешают знать, верно, Краудер?
Анатом смотрел куда-то в камин. Харриет показалось, что он быстро кивнул. Она снова шагнула вперед.
— Хью! Это Уикстид? Какую власть он может иметь над вами, что вы не хотите освободиться от него даже сейчас?
Торнли посмотрел на госпожу Уэстерман. Его лицо увлажнилось и покраснело от слез, отчего шрамы на щеке стали напоминать свежее мясо. Он задрожал; Харриет выдержала его взгляд, надеясь, что он разлепит губы. Хью тяжело поглядел ей в лицо, потом вздохнул и отвернулся. Пыл и волнение оставили его, словно упав с плеч долой, и он стал казаться униженным и ослабшим.
— Я виновен. Не делайте Уикстида своим врагом, госпожа Уэстерман. Ради благополучия вашей семьи.
Носком своего сапога он описал полукруг в одном из проемов решетки, словно двигая воображаемый пепел. Положив ладонь на руку Хью, Харриет повернула его лицом к себе.
— Какой-то человек убивает ваших друзей, приказывает погубить вашего брата, а вы готовы влезть в петлю вместо него? Это возмутительно, Торнли. Чем можно…
Хью сжал кулаки.
— Довольно! У меня есть причины. И в этом моя вина, госпожа Уэстерман. — Он разжал руки, его ярость мгновенно сменилась мольбой. —
Они вышли из залы, но не из дома. Поначалу Краудер думал, что госпожа Уэстерман пожелает удалиться. Он ощущал, как вокруг нее носятся вихри страха и замешательства. Однако Харриет повела его не к главному входу в замок Торнли, а, напротив, в глубь здания.
— Вы уверены в этом? — пробормотал он, как только понял, в каком направлении они двигаются.
— Вполне уверена. — Затем Харриет остановилась и посмотрела на него. Анатом обратил внимание на белки ее глаз, лишенные каких бы то ни было изъянов. И задумался: сколько времени пройдет, прежде чем они покроются красными шрамами от увиденного и станут напоминать его собственные? — Может, мы должны были сообщить ему о детях?
Краудер вздохнул.
— Этого я вам сказать не могу. Я просто не могу этого сказать.