Орудья мрака

Попытайся вообразить туман. Столь же густой, как тот, что стелется во тьме подле неподвижной реки и позволяет видеть лишь на расстоянии нескольких футов в обе стороны, однако этот по-прежнему немного желтоват из-за света солнца, которое больше не просматривается, и отдает едким дымом, попадая тебе в нос и рот. Пушечный дым. Целый мир сгоревшего пороха. Окружающие тебя звуки напоминают гром, но они приглушены; ты уже не в силах отличить стук собственных сапог по земле от стука шагов товарищей и пульсации собственной крови. Из твоих глаз текут слезы, один из них опух, не открывается и отдает дергающей болью — так, словно в твоем черепе застряла крыса и теперь царапается изнутри. Ты бы с радостью вырвал ее оттуда и выбросил прочь, однако твои руки не желают расставаться с зажатым в них мушкетом. Воздух оглашают шипение и взрывы. Слышатся стоны и крики — некоторые вдалеке, а некоторые вдруг почти из-под твоих ног. Ты ощущаешь влажный жар и жжение на своей щеке. Мимо тебя со стрекотом несутся губительные шарики картечи. Ты не можешь разглядеть, с какой стороны и издалека ли они несутся. И вот ты улавливаешь пороховую вспышку во мраке прямо перед собой. Ты почти достиг их. Человек, бегущий справа от тебя, спотыкается, и ты, проклиная разъявшуюся землю, наклоняешься, чтобы снова поставить его на ноги; и только изогнувшись от усилия, подняв его болтающуюся голову до уровня своего опущенного плеча, ты видишь, что этот человек мертв, и ему оторвало часть лица. Ты отпускаешь его. Окликнув окружающих тебя людей, ты снова движешься вперед, вскинув штык и понимая, что выжить здесь невозможно, однако ты наверняка заберешь с собой одного из кровожадных негодяев, съеживающихся под прикрытием оборонительных стрел; ты полон решимости обрушить хоть немного своей муки на их редут, в гущу их войска.

Вот ты и добрался. Ограждение между тобой и другим человеком рушится под твоим весом, он замешкался с перезаряжанием. Человек смотрит тебе в лицо, а ты возвышаешься над ним, пока он возится с зарядным мешком; на нем домотканая рубаха и аляповатая шапка. У его ног обрывок старой газеты, усыпанный крошками. Он наверняка ел между прошлым и нынешним наступлениями. Принес что-то из дома. Ты понимаешь все это, не сводя глаз с его лица. Ты поднимаешь ствол, вонзаешь ему в грудь фут стали, прикрепленный к твоему оружию, и продолжаешь наносить удары с каждым своим выдохом, пусть даже он пристально глядит на тебя. У него во рту булькает кровь, а глаза становятся безразличными. Штык ушел так глубоко, что тебе приходится наступить на его грудину, чтобы полностью вытащить оружие. Ты оборачиваешься в поисках еще одного противника. Это похоже на танец. Мир замедлился, ты двигаешься плавно, то и дело меняешь партнера, повинуешься импульсу движения и, обернувшись, берешь еще одного, а следующий — его пороховая полка зашипела — открывает огонь прямо тебе в лицо. Ты ждешь, когда мир погрузится во тьму, но этого не происходит — выстрел не удался. Он сгибается, ты спотыкаешься об него, но затем снова поднимаешься на ноги. Твой взгляд прикован еще к одному, уползающему прочь человеку — он двигается слишком медленно. Справа от тебя сверкает выстрел — приподняв противника, ударная волна отбрасывает его на землю чуть дальше, в траву, его тело трясется от страха и отчаяния.

Сновидения заканчиваются, миру снова возвращается его скорость, и ты опять отдаешь себе отчет в том, что отчаянно ловишь губами воздух, а твои руки, сжимающие приклад мушкета, стали скользкими от крови других людей. Кто-то стоит рядом с тобой. Его глаза такие же черные и горящие, как у тебя.

— Здесь все кончено, Торнли. Редут захвачен. Боже правый! Ваше лицо!

Ты сплевываешь на землю. Вокруг тебя тела. Одни облачены в местный лен, другие — в кроваво-красный мундир, так же, как и ты. Ничего не ответив, ты снова оборачиваешься к побережью. Справа от тебя слышится стон. Опустившись на корточки, ты узнаешь одного из своих. Закидываешь его руку себе на шею, своей рукой обхватываешь его поперек туловища и тащишь его назад, к побережью. Когда ты достигнешь первых кораблей, в твоих руках уже будет покойник.

Улицы были заполнены людьми — окровавленными и сломленными; одних везли в сторону госпиталей на телегах, другие же, пошатываясь, тащились позади. Некоторые кивали, когда он проходил мимо. Торнли остановился возле судов ровно на столько, сколько занял у него доклад, а затем двинулся в сторону госпиталя, который они с Хокшоу посещали всего несколько недель назад. Он хотел узнать, есть ли там кто-нибудь из его роты, и, если это так, чем можно помочь.