"Орлы Наполеона"

Сергей расстроился. Желание как можно скорее вернуться домой и обнять Настеньку с детьми с каждым днём становилось всё сильнее. А тут ещё полторы недели ждать… И ничего не поделаешь — целый президент приглашает. Дипломатия…

Посольство Российской империи располагалось в Париже на улице Гренель, в старинном и очень красивом особняке "Отель д’Эстре". По приезде Сергея принял посол Моренгейм, с которым познакомились ещё на открытии выставки.

— В общих чертах я знаю, что во время вашего пребывания в провинции случились некие чрезвычайные события, — сообщил Артур Павлович, усаживаясь в кресло и приглашая Сергея сесть напротив. — Не соблаговолите ли рассказать подробнее, что там у вас произошло?

Сергей замялся. У него не было причин не доверять послу, однако сведения об "Орлах Наполеона" — экстраординарные. Вправе ли он разглашать их сейчас, не переговорив с Ефимовым? Правда, он уже всё рассказал следователям, но то был допрос, деваться некуда… Выбрал средний вариант.

— Сначала я должен доложить обо всём государю, — веско сказал он. — События, действительно, были чрезвычайные. Говоря коротко, меня пытались убить, и причины тому — сугубо политические. Кому-то поперёк горла сближение Франции с Россией. Убийство президента российской академии на французской территории наши отношения очень осложнило бы…

— Это действительно так, но всё-таки…

— Не обессудьте, Артур Павлович, сказать больше пока не могу. Пусть прежде государь сам решит, будут ли эти сведения преданы огласке или из дипломатических соображений промолчим.

Кажется, Моренгейм, человек умный и опытный, Сергея понял правильно. Главное, — не обиделся. Да и на что обижаться, если дело государево? К тому же народную мудрость "Меньше знаешь — крепче спишь" ещё никто не отменял…

Сергея с Фалалеевым удобно поселили в одном из двух посольских флигелей. А вот Долгова отправили в хороший госпиталь неподалёку от российского представительства. С той недавней ночи, когда Борис пропустил опасный удар Марешаля, чувствовал он себя из рук вон плохо и держался только силой воли. Посольский врач, осмотрев Долгова, установил перелом ребра и ушиб внутренних органов. И боевой товарищ улёгся на больничную койку недели на две.

С учётом ситуации Моренгейм выходить за пределы посольства категорически не советовал. Да Сергей особенно и не рвался. Францией он был сыт по горло. От скуки рисовал интерьеры особняка и часами напролёт гулял по саду в обширном внутреннем дворе. Ежедневно давал телеграммы Настеньке. Подолгу спал. Разговаривал с Фалалеевым и сидел с книгой на скамейке под разросшимся каштаном. Любовался живой лавандово-розмариновой изгородью, укрывшей посольские решётки бело-розово-лиловым ковром.

А на пятый день в саду появился и сел рядом на скамейку генерал Ефимов.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

В курительную комнату вошли двое — Стецкий и незнакомый человек средних лет с небольшой бородкой и живым, цепким взглядом карих глаз.

— Вот, Сергей Васильевич, хочу тебе представить своего старого товарища Геннадия Павловича Викентьева, — сказал Стецкий, делая жест в сторону спутника. — В университете учился спустя рукава, а теперь, вишь ты, в люди вышел. Издаёт кучу газет.

— Врёшь ты всё, — по-свойски огрызнулся тот, пожимая руку Сергею. — Нормально я учился. А газет у меня не куча, всего пять. Правда, на тиражи не жалуюсь.

Сергей с интересом смотрел на издателя. Газеты Викентьева он читал, а одну из них, "Столичные вести", даже выписывал, о чём и сообщил новому знакомцу.

— О "Столичных вестях" я с вами как раз и хотел поговорить, — сообщил Викентьев, усаживаясь рядом и доставая серебряный портсигар.

— Ну, вы тут беседуйте, а я к гостям, — заторопился Стецкий.

Викентьев хмыкнул.

— Иди, иди. Там Варенька Бобринская без тебя уже, поди, затосковала.

Стецкий сделал роковое лицо и удалился.

— Так вот, "Столичные вести"… — продолжал издатель, провожая приятеля ироническим взглядом. — Я специально просил Стецкого, чтобы нас познакомил. Хочу вас просить, Сергей Васильевич, чтобы вы дали газете интервью. Наш французский корреспондент уже сообщал, что выставка ваша в Париже пользовалась большим успехом. Дело редкое, грех не побеседовать с автором. Если, конечно, согласитесь.

Сергей про себя чертыхнулся. Давать интервью он не любил категорически. Но и отказать уважаемой газете со стотысячным тиражом повода не было. Согласился нехотя. А с другой стороны, чем плохо скромно поведать о себе, дорогом, удивившем взыскательного парижского любителя русской живописью…

— Вот и прекрасно! — произнёс Викентьев с довольным видом. — А журналист с фотокамерой к вам приедет, когда скажете. Но, конечно, лучше бы не тянуть, пока событие свежее. Я уж молчу, — важное. Отношения с Францией пошли в гору, тут ваша вы ставка как нельзя вовремя…

Перешли было на политику, но в курительную заглянул лакей Строгановой.

— Господин Белозёров, их сиятельства велели передать, что гости вас ждут, — отрапортовал почтительно. — Просили, чтобы вы возвращались.

Сергей, извинившись перед Викентьевым, поднялся.