Но тут это не сработало. Джесси стояла у противоположного входа на мост под красным сигналом светофора, а я глазел на нее так, словно она была инопланетянкой, явившейся в наш мир, чтобы забрать меня отсюда. Встречи с нею я ждал без каких бы то ни было конкретных надежд, просто радовался ей заранее и полагал, будто свидание не принесет ничего принципиально нового после практически ежедневных в последние недели разговоров по телефону. И тут меня как громом поразило: я понял, что самым роковым образом просчитался. Принципиально новое обернулось для меня настоящим шоком. Я почувствовал, как сутулится у меня спина, как опадают плечи, как бессильно повисают руки. Я почувствовал, как у меня вспотело под мышками и неприятная холодная испарина появилась в башмаках, под носками. Все это было симптомами скованности, механизм которой я успел напрочь позабыть. А тут мое тело мгновенно вспомнило, как в дневные часы валялось в постели с какой-нибудь дешевой научной фантастикой в руках, ожидая, пока в сем произведении снова явится дева-воительница в кожаных ремнях, подчеркивающих и без того высокую грудь, вспомнило и то, как ему лень было встать и отправиться в сортир, хотя мочевой пузырь переполнялся неимоверно и начинали побаливать почки.
На светофоре зажегся зеленый. Чем ближе подходила ко мне Джесси, тем отчетливее чувствовал я себя обманщиком, вкравшимся в круги, доступ в которые был для него на самом деле запретен. Я подумал о том, как во время все более частых совместных поездок с Руфусом вольготно вытягиваю ноги в салоне первого класса, пока сам он на соседнем сиденье попивает кофе с куантро — коктейль, которым, на его взгляд, можно баловать себя только на борту самолета. При этом он в своей немногословной манере толковал о смысле того или иного «домашнего визита», по обыкновению не считаясь с реакцией собеседника. В школе, когда меня вызывали, я не мог дать правильного ответа — не мог даже в тех случаях, когда знал его, — и сейчас я презирал себя за то, с каким наслаждением молча слушаю Руфуса. Сидя рядом с ним, я видел, как мир расстилается у нас под ногами, и дело тут было вовсе не в высоте, на которой проходил полет, а в уникальном умении Руфуса рассматривать всю планету как интересное место, которое можно окинуть одним-единственным взглядом. Земные государства во всей их неоднородной сложности были для него чем-то вроде людей, индивидуальность каждого из которых подлежала учету, а характер, при всей его замкнутости, — раскрытию и оценке. Государства рождались и умирали во вполне конкретные сроки, у каждого из них была биография, имелись привычки и шрамы, воспоминания, надежды, желания, государство могло быть богатым или бедным, сильным или слабым, оно непременно имело друзей и врагов. Себя Руфус чувствовал врачевателем государств, их судьей и жрецом, он перемещался по плоскости, на которой, наряду с ним, могли находиться только государства и люди вроде него самого, и такие люди были наперечет. Я был его помощником, я смотрел на мир его глазами, и от этого зрелища у меня частенько кружилась голова. И сейчас, на мосту, я понял почему. Одна только мысль о том, что мое место рядом с ним, показалась мне внезапно абсурдной и вместе с тем отталкивающей.
Джесси подходила все ближе, а я падал все ниже и все стремительнее. Я почувствовал, что меня затягивает в нее, как в бездну; мне захотелось развернуться на сто восемьдесят градусов, прежде чем она меня заметила, и броситься прочь — в метро, а затем в контору, — и сделать распоряжение, чтобы меня с ней впредь не соединяли. После чего вернуться к привычным делам.
Но было уже слишком поздно. Хотя на Францевом мосту было движение, Джесси углядела меня поверх потока машин, наши глаза встретились, и шок сменился паническим страхом, когда я понял, что она меня без малейших усилий узнала. Даже не удивилась. Сразу же победно вскинула руку в воздух.
КУУПЕР, закричала она.
Этого обращения я не слышал двенадцать лет. Я махнул ей рукой, и она тут же ступила на проезжую часть дороги.
БЕРЕГИСЬ, заорал я.
Завизжали покрышки, в воздухе запахло паленой резиной. Затормозивший водитель непроизвольно вскинул руки к глазам. И вот она предстала предо мной, целая и невредимая.
Господи, сказал я.
Куупер, сказала она, я совсем запуталась.