Похоже, он преодолел кризис. Съел три-четыре бургера с разной начинкой, жареную картошку. Попивал кофе и выглядел молодцом. В отличие от меня, он полдня проспал на пассажирском сиденье. А я тринадцать часов провел за рулем и еще два часа пребывал в уверенности, что из-за украденной машины меня самое меньшее изобьют до полусмерти, причем прямо на привокзальной площади в Бари. Джесси отнесла радиотелефон к стойке бара, обменялась парой слов на итальянском с владельцем заведения, после чего он забрал у нее аппарат и унес в заднюю комнату. Я слышал, что он обращается к ней по фамилии. Потом она отправилась в туалет. Я придвинулся к Шерше поближе.
Послушай, жопа, сказал я. Почему бы тебе не объяснить мне, что тут, собственно говоря, происходит?
Чтобы ты чего-нибудь не напортачил, скромно ответил он.
ЧТО???
Да что ты дергаешься! Не кипятись из-за пустяков. Все тип-топ, сказал он.
ТИП-ТОП? Да я чуть не помер со страху!
Говори потише, предостерег он. Именно об этом я и толкую. Ты не вписываешься. Ты слишком суетишься.
У меня в кишках снова заворочался нож, я скорчился на стуле, не в силах что-нибудь возразить.
Максик, сказал он, у тебя есть водительские права — и этим список твоих достоинств исчерпывается.
И хамски развалился на стуле.
У тебя каникулы, напомнил он. Чем бы ты ни занимался, у тебя сплошные каникулы. А я забочусь о собственном будущем.
Значит, хочешь в будущем работать на Герберта, преодолевая резь в желудке, спросил я.
Да ведь это лучшая работенка на свете!
Поэтому и с Джесси связался?
Девочка любит меня, ответил он, а любовь слепа. И потом, она не остается внакладе. И я тоже.
Свинья ты паршивая, сказал я.
Он рассмеялся, и Джесси, как раз вышедшая из туалета, обрадовалась, увидев, что он смеется.
Часа в четыре бармен что-то крикнул Джесси, и она, помахав ему ручкой, вытащила нас на улицу. Я спал на ходу, но живот вел себя относительно прилично.
Я хочу в порт, сказала Джесси. Пойдешь со мной?
Обращалась она к Шерше. Он показал ей кукиш.
Подлягу подремать к туристам, сказал он, разбудите меня, когда придет поезд.
С тобой пойду я, сказал я ей.
Она схватила меня за руку, стиснула мне указательный и средний пальцы, затем сорвалась с места и бросилась бегом, а я за нею. Ноги сами несли меня, я ни о чем не думал, я мчался вперед на скорости, еще только что совершенно не представимой. Город разлетался в клочья, отслаивался от нас улица за улицей, я видел безыскусные дома, покрашенные в желтый цвет, кое-где под воздействием времени превратившийся в коричневый, я спотыкался на вздыбившихся плитах тротуара. Я сильно вспотел, из-за избыточного веса я чувствовал себя как в толстом лыжном костюме. На каждом шагу мне приходилось преодолевать сопротивление собственного жира, чтобы махать руками и шевелить ногами. Бегать я просто не умел. Джесси смилостивилась, и мы перешли на медленный шаг.
Строения стали больше, новее, на смену желтому цвету пришел серый, да и распределялись они на забетонированных площадках не в уличном порядке. Мы очутились в порту. Отдельные участки забраны металлической сеткой. То, что я поначалу принял за белый жилой массив, оказалось греческим паромом с разинутой пастью ворот в корме. И здесь были туристы — подобно мешкам, набитым ветошью, валялись они у входа в запертое здание пассажирского терминала. Джесси повела меня вдоль забора, мы миновали какие-то строения из рифленого железа и вышли на причал — так стремительно и внезапно, что я едва не сорвался вниз.
Вода плескалась где-то в четырех метрах под нами. На позеленевшей от тины стене висели шканцы — большие голубые пластиковые колбасы. Мы стояли у круглого черного металлического столбика, который доставал мне почти до бедер и был толщиной с дерево.
Здесь мне никто не мешает, сказала Джесси, здесь я порой бываю. Она присела на металлический столбик, ее ноги не доставали до земли. Места присесть вдвоем тут не было. Я стоял рядом с нею. А она сидела молча, сидела ссутулившись и запустив два-три пальца левой руки себе в рот, потом принялась грызть ногти. При этом раздавались звуки, казавшиеся мне невыносимыми; я схватил ее за запястье и заставил вытащить руку изо рта.
Джесси, спросил я, что это за хрень с волками, львами и улитками?
Она сунула в рот другую руку и снова принялась грызть ногти. Прошло несколько минут. Море лениво билось о мол, от него скверно пахло, оно меня совершенно не интересовало. Вдали, на горизонте, над гигантским черно-стальным массивом воды начало едва заметно светать.