Орли, сын Орлика

– Здравствуй, Кемаль, – вежливо поздоровался персиянин. – Твоя госпожа дома? Как она себя чувствует – лучше?

Не сказав ни слова, подросток лишь рукой махнул: дескать, заходите. И направился в глубь дома. Дариуш последовал за ним. Де Бруси немного потоптался на пороге, но, вспомнив о своей обязанности, все-таки вошел. Только шпагу из ножен на всякий случай вытащил…

Кажется, кроме них троих, больше никого в доме не было. Эхо шагов зловеще отдавалось от голых стен.

– Где госпожа Лейла, Кемаль? – настойчиво повторил персиянин. Однако подросток молча вел их в глубь дома.

– Где твоя госпожа? Где остальная прислуга?

Кемаль не отвечал.

В конце концов они оказались в одной из внутренних комнат, освещенных тремя факелами – ведь ни единого окошка здесь не было. Только стол и четыре стула посредине.

– Что за таинственность такая, можешь наконец объяснить?! – рассердился Дариуш. Вместо ответа подросток молча указал на запечатанное розовым воском письмо, одиноко лежавшее на столе. Персиянин взял его, сломал печать, развернул и прочитал послание, написанное по-турецки:

Дорогой мой Григорий, последняя любовь моего измученного сердца!

Это последнее в моей жизни письмо к тебе – ведь жить мне осталось уже недолго…

Все поплыло перед глазами. Пальцы невольно выпустили листок, который с тихим шелестом упал назад на стол.

– Что произошло, месье Дариуш?

Обеспокоенный де Бруси сделал лишь пару шагов к нему, но персиянин загородил собою письмо и в то же время сурово обратился к Кемалю:

– Ты скажешь хоть что-то или и дальше будешь молчать?!

– Все, что моя госпожа хотела сказать – все написано там…

Это были первые слова, произнесенные Кемалем. Француз замер на месте, переводя настороженный взгляд с него на своего спутника. Персиянин подобрал распечатанное письмо и, чувствуя, как невидимая ледяная рука все крепче сжимает сердце, безумно колотившееся в груди, продолжил чтение: