злодейством у его героя и есть ли такая граница. Арбенин отве¬
чал ему словами Толстого, что безусловно добрых или безусловно
злых людей не бывает; таков и Лорензаччио, он разный и меня¬
ющийся, и в свете этих перемен и следует рассматривать его тра¬
гедию. Однако мы еще ничего не сказали о том, как развиваются
события в этой старой романтической пьесе.
В тридцатые годы XVI века Флоренцией безраздельно управ¬
лял кровавый и распутный герцог Александр Медичи, и рядом
с ним, у самой вершины власти, был его близкий родственник Ло¬
ренцо Медичи (Лорензаччио — фамильярно-презрительная пере¬
делка его имени), доверенное лицо тирана и непременный участ¬
ник его преступлений и оргий. Тайный республиканец, гордо на¬
зывающий себя новым Брутом, он выбрал путь обмана и принял
маску трусливого и погрязшего в пороке светского негодяя, чтобы
завоевать доверие своего господина и своей намеченной жертвы.
И хотя это притворство тяготит юношу, он искусно ведет двойную
игру и в назначенный час убивает герцога. Но смелая попытка
насилием подавить насилие оказывается совершенно бесцельной.
Она бесцельна прежде всего для судьбы Флоренции, потому
что силы республиканцев слишком слабы, разрозненны и не под¬
готовлены для того, чтобы использовать критическую ситуацию,
создавшуюся после убийства Александра Медичи; к тому же
скандальная репутация Лорензаччио не внушает к нему доверия —
кто рискнет стать его союзником в политическом заговоре! И на
смену старому тирану приходит новый, ничем не лучший. Траге¬
дией кончается это единоборство с насилием и для самого Лорен¬
заччио. Он так долго и с таким увлечением притворялся, что
в. конце концов маска становится его сущностью, и, по выражению
Г. Брандеса, он «делается всем тем, чем прикидывался» 10. Силь¬
ный и оригинальный ум, при всем его безграничном честолюбии,
когда-то ставивший перед собой возвышенные задачи, он теперь
постыдно унижен. Лорензаччио чувствует себя заурядным убий¬
цей, который расправился с другим убийцей; не тираноборцем,
а, говоря современным языком, вульгарным мафиозо. Мысль,
что он уходит из жизни «никем не понятый и всеми презирае¬
мый», более всего и мучает Лорензаччио. Орленев так и понял
драму Мюссе, вернувшись к старой и неизменно привлекавшей
его идее о ненадежности добра, если к нему надо идти путем зла.
В Театральном музее имени Бахрушина сохранился рабочий
экземпляр «Лорензаччио» с пометками Орленева11. По этой до¬
шедшей до нас последней, уже послереволюционной сценической
редакции пьесы мы можем судить об отношении актера к своей
роли. Повторилась уже знакомая ситуация: в двойственности ге¬
роя, поначалу пугавшей Орленева, он в какой-то момент увидел
источник и смысл трагедии. Заступничество и сострадание было
в самой основе его искусства, много позже он говорил американ¬
ским газетчикам, что для него всегда заманчиво за туманами и
неприглядностью истории найти скрытый «луч света». Так, сквозь
искаженные черты Лорензаччио он разглядел его незаурядную
личность реального человека своего времени, к которому природа
была расточительно щедра и чья судьба сложилась самым бес¬
славным образом. Вот почему, играя эту романтическую роль, Ор-
ленев остерегался парадности и костюмиости, которые по тради¬
ции сопутствовали всякой исторической драме, да еще итальян¬
ской, да еще связанной с домом Медичи... Вопреки такой наряд¬
ной рутине Орленев искал для Мюссе жизненного тона, и в дни
репетиций «Лорензаччио» усердно посещал ресторан на Большой
Морской, где собиралась не очень многочисленная и очень разно¬
шерстная итальянская колония в Петербурге. Солидные анти¬
квары, учителя музыки, скромные инженеры-строители, потомки
когда-то знаменитых художнических династий, еще более скром¬
ные служащие банков и фирм и т. д. очень мало что могли ему
дать для понимания национального типа флорентийца XVI века.
Но какие-то характерные интонации голоса, какие-то живые же¬
сты он подметил. А дальше вступало в силу его воображение.
В конце концов он постигает тайну: все сводится к тому, что
в груди его Лорензаччио как бы поселяются два человека и их
сосуществование с первой минуты омрачается неприязнью и
враждой. Ритм этого сосуществования очень изменчив. Есть
сцены, где Лорензаччио так входит в роль насильника и грязного
сводника, что для благородного мстителя уже не остается места;
волна цинизма, по жестокости не уступающего свидригайлов-
скому, захватывает его, и он весь отдается своему зловещему ли¬
цедейству. Так, например, проходит первая встреча с герцогом,