внутренняя, психологическая, подсказывающая и вынуждающая
произносить те слова, которые были единственно необходимы и
единственно возможны в данный момент. Реймерс сказала, что
у нее и у Орленева один счет времени, и уже на первой читке,
повинуясь бессознательному ритму, уверенно и без запинки под¬
хватывала его реплики. Однако полного согласия у них еще не
было. Едва начались совместные репетиции, выяснилось, что
план игры русского актера отличается от принятого в норвеж¬
ском театре.
Те психологические детали, которые непосредственно относи¬
лись к роли Освальда (вроде нервного постукивания по окон¬
ному стеклу), не вызвали разногласий. Споры возникли из-за
портрета камергера; Орленев, волнуясь, доказывал, что без этого
зримого образа прошлого он играть не сможет, ведь по ходу дей¬
ствия он с портретом беседует, задает ему вопросы, злится на
него, угрожает ему (замахивается трубкой). Норвежские актеры
возражали: чего ради фру Альвинг станет вешать на самом вид¬
ном месте в своем доме портрет ненавистного ей человека, память
о котором так для нее обременительна? Находчивый Орленев
мгновенно ответил: «А зачем тогда она строит приют и дает ему
имя камергера и, более того, приглашает сына на торжество от¬
крытия этого приюта?» Нет, портрет камергера — очень важная
подробность, напоминающая о двойной жизни дома Альвингов:
одной — видимой и благообразной, и другой — скрытой и таящей
в себе ложь и фарисейство. Эти доводы возымели свое действие,
и «Привидения» с участием Орленева шли в Норвегии в его ре¬
жиссерской редакции.
Об успехе актера в этом спектакле я уже писал в одной из
предшествующих глав книги и ссылался на отзыв «Дагбладет».
Могу только добавить, что успех шел нарастающей волной и что
газеты единодушно писали о всечеловечности искусства Орле¬
нева: он был русский и прежде всего русский, и он был норвежец,
и он был француз. Тем интересней, что журнал «Театр и искус¬
ство», на страницах которого из номера в номер печатались сен¬
сационные заметки о неудаче орленевской гастрольной поездки
в Америку, о его банкротстве, о его аресте, о его спешном отъ¬
езде, так откликнулся на триумф актера в Норвегии: «П. Н. Ор¬
ленев выступил в Христиании в роли Освальда в «Привидениях» 4.
И ни слова больше. Хорошо, что корреспондент газеты «Русское
слово» оказался более объективным и русские читатели узнали
из его телеграммы правду о норвежских гастролях Орленева:
«Христиания. 5/18. Смелый опыт артиста Орленева играть роли
Ибсена на норвежской сцене увенчался полным успехом. Газеты
отзываются восторженно. «Verdens Gang» пишет: «Представле¬
ние долго не изгладится из памяти»; «Morgenbladet»: «Гений тол¬
ковал гения»; «Dagbladet» сожалеет о невозможности видеть Ор-
ленева в других пьесах Ибсена» 5. Долго-долго выходил Орленев
на вызовы, и к аплодисментам публики присоединилась и труппа.
Он был опьянен успехом и, чтобы продлить эти счастливые
минуты, отказался от участия в официальном ужине с его обяза¬
тельным ритуалом. Он не искал уединения, но ему нужны были
после потрясений этого дня слушатели, которые бы его поняли
с полуслова. Испытывал ли он когда-нибудь такое чувство пол¬
ного освобождения, как в тот норвежский вечер лета 1906 года?
Оп шел издалека к этой вершине, и вот он ее достиг. Теперь
у него было время жатвы, можно было перевести дух, дать себе
волю, погулять, покуражиться... А он боялся пауз в разбеге и,
если не был пьян, боялся эпикурейства, ему нужна была в работе
преемственность, непрерывность, одна волна, набегающая на дру¬
гую. И мог ли он в тот момент подъема для своей исповеди найти
лучшего слушателя, чем «милый Сашенька» Мгебров, такой же,
как и он, бунтарь и бродяга?
В начале ночи они пришли в большое кафе, расположенное
поблизости от Национального театра. Их там знали и усадили за
столик для самых почетных гостей. Они пили кофе вперемежку
с вином, и их беседа затянулась до рассвета. Правильней было
бы назвать эту беседу монологом Орленева; он говорил, Мгебров
подавал немногословные реплики. Через двадцать три года в своих
воспоминаниях Мгебров подробно опишет эту ночь в Христиании:
постепенно вокруг их столика столпились безмолвные лакеи (ув¬
леченный своими мыслями Орленев их не замечал) и «с откры¬
тыми ртами смотрели на лицо Орленева, не понимая, конечно,
ничего, но не имея в то же время сил оторвать от него взгляда,—
так необычайно для них возбужденно и замечательно оно было» 6.
Наступил рассвет, кафе наконец закрыли. Они вышли, сделали