— А если по делу говорить, то в плен я вас возьму, отведу туда, куда вы и шли, и посажу на землю, — я кивнул в сторону купца, — он-то наверняка знает, куда вам надо селиться. На месте и обсудим. Ваши запасы вам и оставлю, оружие заберу, конечно. Со скотиной отдельный разговор. Но я вас выслушаю, обещаю. На земле будете долю платить, тоже обсудим. В общем, будем говорить, много. Я это люблю. За попытку побега — смерть, и беглецу и его родным, так что следите сами. Вот и все пожалуй, спрашивайте.
— А это… — старик, мучительно подергал кадыком, сморщился и, справившись с волнением, произнес хриплым голосом, — баб наших и девок, сильничать будете?
Подавшись вперед, вцепившись рукой в бороду, он впился глазами в мое лицо.
— Дочки? — он кивнул, не отрывая от меня глаз.
— И дочки, и внучки, и правнучки, малые совсем.
Хмыкнув, я покосился на свою охрану.
— Таур, иди сюда, — лучница подошла ко мне и ожидающе уставилась на меня.
— Вот скажи мне, старик, только честно. Девка красивая?
Селянин удивленно хлопнул глазами и, покосившись на лучницу, переспросил.
— Девка кто?
— Вот это девка, Таур зовут, у нас красавицей слывет, нравится? — Таур, услышав свое имя, мрачно зыркнула на старика, — у нас славится тихим нравом и красотой. Так как, нравится?
Глядя, как у обоих людей выкатываются глаза, я отмахнулся от удивленной лучницы еще более помрачневшей. Моя охрана придвинувшись ближе, дружно перехватила оружие.
Побледневший старик, открыв рот, начал сползать на землю с бревна, вяло отмахиваясь от меня.
— Что ты, что ты, хорошая она у тебя, конечно, просто не знал, как они у вас выглядят.
— Вождь, что с этим человеком, что он хочет от меня?
— Да женится он хочет на тебе, говорит, что запала ты ему в сердце с первого взгляда. Я-то отказываюсь, а он вон как расстроился, аж на землю сел, говорит, не встану, пока не согласишься.
И обведя глазами замерших с выпученными глазами своих охранников, махнув рукой, произнес.
— Шучу я, выкуп обсуждаем, говорю, что у меня таких, как ты, много, всех зарежете.
Поймав за пояс рванувшуюся к старику Таур, посадил ее себе в ноги и удерживал ее так минут пять, пока у меня не было охраны. Так как орки, сообразившие наконец, что я им сказал, грохнули смехом. А это для не знающих, что это смех, выглядит устрашающе. По-крайней мере стоявшие на телегах люди и наблюдавшие за переговорами заволновались и запаниковали. Оба переговорщика сидели молча, побледнев и не шевелясь. А вокруг них скакали, катались по земле, выли, орали и хохотали, при это колотя друг друга, чем попало, три десятка орков. От лесу к нам мчались еще несколько десятков встревоженных воинов.
Продолжавшая вырываться из моих рук, посеревшая от злости Таур, шипя и плюясь, рассказывала, тоже посеревшему от ужаса старику, что и как она с ним сделает.
Боявшийся пошевелиться от ужаса, селянин перекатил на меня глаза и, заикаясь, произнес.
— Что это она?
— Да понравился ты ей, вот рассказывает, как вы хорошо и ладно жить будете, ну и хвастается, какая она хозяйка и как тебя любить будет, ну ты понял, — я глумливо улыбнулся и подмигнул ему.
Старик мгновенно побагровел и еще шире раскрыл глаза, став похожим на рака.
— Не надо мне ее, я старый уже, освободи меня от такой напасти.
— А тогда скажи мне, старый конь, с какого перепугу мне или кому-нибудь еще из них, — я обвел рукою веселящихся орков, — твои девки красивыми покажутся.
— Понял я все, понял. Так всем и скажу, спокойные и кроткие у тебя воины. И эти, как их… — он покрутил рукой и, покосившись на не унимающуюся Таур, закончил, — и воины. Сдаемся мы, на твое слово понадеявшись. Все остальное обговорим.
Оживший купец было сунулся с вопросом.
— А мастера мои… — но я отмахнулся от него, глядя в сторону реки. От нее к нам, хромая, бежала, прижимая к груди руку, самка из дозорного десятка с того берега реки.
Подняв руку, я рыкнув. Остановил веселье и ткнул в сторону бегущей рукой. Вытащив за ухо из-за бревна своего посыльного, яростно прошептал ему в лицо.
— Урта, Чада, сюда, бегом.
Девчонку тем временем принесли ко мне. Приподняв ей голову, заглянул в ее гаснущие глаза и, гладя по косичками, тих сказал.
— Что случилось, говори.
Открыв глаза и с трудом поймав мой взгляд, она хрипло прошипела, плюясь кровью.
— Ночью нас вырезали, всех, — она замолчала, набираясь сил, — мы взяли двоих, трое ушли, один ранен. Вождь, это Егеря ушли. Я их видела раньше. Только они так пахнут. Егерей двое, один из них ранен. Прости, — она уронила голову.
— Несите ее к лекарям. Ничего не жалеть, лечить.
Повернувшись к людям, рыкнул.
— Вы знали, что у вас Егеря, и они ушли на тот берег?
Позеленевший купец упал на колени. Старик, кряхтя, встал с ним рядом.
— Руби меня, только пожалей мою семью, не знал. Наймом занимался Ульрих, я его всадников не знаю.
— И я не знал, кто мы для них, — он кивнул на стоящего рядом купца, — идут мимо пнут, мы селяне, они воины. Не знал я тоже.
— Я вас услышал, вы меня тоже. Идите к своим. Некогда мне.
Поклонившись, переговорщики ушли в лагерь. Я, сидя на бревне, прикидывал, что все это нам дает и чем грозит.