А нога-то у него — ужас. Опухшая ступня с почти отвалившимися когтями, сочившимися вонючей сукровицей, выше нога представляла из себя изуродованное месиво кожи и мышц, серо-бурого цвета с копошащимися в нем червями. Кое-где сквозь разошедшиеся, криво сшитые швы видна кость. Прямо под коленом туго затянут кожаный жгут. Наклонившись и принюхавшись, я подумал, что мы пожалуй и опоздали. Но отступать уже было поздно и, наложив два жгута, принялся за дело. Пока я осматривался, в Углука влили тучу разных настоев и, засунув ему в рот палку, увязали ее на затылке. Он вяло реагировал на происходящее, глядя мутными и пустыми глазами в потолок на светильники. На стол мне под руку, на чистую тряпку высыпали еще горячие инструменты из моей укладки и все замерли в ожидании. Подняв глаза к свету я коротко помолился. Прося дать мне сил, умения и удачи, и сделал первый разрез. Через час к нам вернулась шаманка и, сев в изголовье, взяла голову орка в свои руки и уже больше не отпускала. Еще через час я распрямил спину и протянул в сторону руку. Мне в нее сунули что-то извивающееся и скользкое. Поднеся руку к свету, внимательно рассмотрел обвившую ее змею, отчаянно пытающуюся вырваться.
— Взрослая. Полная?
— Самая что ни на есть матерая болотная гадюка, — стоящий рядом с корзинкой с крышкой в руках Урта клятвенно скрестил пальцы, — неделю не кормленная сидит, злая — жуть. А у меня здесь еще одна такая. А ему не много будет, и так еле живой?
— Это уж как Темный решит. Но без этого он точно к нему пойдет. А так больную кровь убьет.
Я приложил змею к ноге Углука, куда она тут же впилась. Шаманка понимающе покивала головой и принялась что-то нашептывать и наговаривать в ухо завозившемуся орку.
— Вторую, — Урта снова тряхнул зашипевшей корзинкой.
— Позже, если будет нужно. Тзя, как судороги начнутся, вливай противоядие. Не упустите.
— Я посмотрю за ним, Вождь, — Шаманка подняв глаза, кивнула мне, — я буду с ним. Я его знаю много лет. Иди отдохни. И давайте его в другое место вынесем.
Выскочившая наружу помощница Тзя привела лапу уруков. Они очень осторожно, прямо на доске вынесли своего Старшего в сопровождении так и не отпустившей его голову шаманки. Сев на подвернувшуюся скамейку, я устало положил руки себе на колени.
— Вот ведь беда, ножи и пилы и не весят почти ничего, а руки трясутся, как если бы бревна таскал.
Меня подергали на рукав, подняв глаза на стоявшую рядом самочку-подростка, вопросительно поднял бровь.
— Ногу куда девать?
Она протянула мне на куске циновки отрезанную выше колена бывшую ногу Углука.
— Куда? Отдай ее урукам, пусть похоронят ее. Что, где и как сделать им Шаманка скажет. Иди.
После чего я просто забился себе в угол и уснул. Пару раз вставал смотреть больного, и с шаманкой приложили еще одну гадюку. Утром меня никто не будил и, как я понял, в лагере все ходили на цыпочках и молча. Умывшись и помахав оружием вернулся в землянку и немного посидел, глядя на огонь в очаге. Вокруг деловито возились самки что-то делая.
— Тзя, — она обернувшись, подошла ко мне и замерла в ожидании, — там кто?
Не поднимая головы, я ткнул пальцем в дальний угол и замер, ожидая ответа. В землянке мгновенно установилась мертвая тишина. Не дождавшись ответа, поднял голову. Посеревшая от ужаса Тзя судорожно мяла свой новый фартук и бегала глазами, избегая смотреть мне в лицо.
— Я жду.
— Щенки. Мои, прости меня, — она что-то попыталась сделать, то ли упасть в ноги, то ли кинутся на меня. Я остановил ее движением руки.
— Веди, — кто-то из самок охнул и уронил на пол что-то из посуды. Тзя деревянной походкой сходив в угол, привела двух перепуганных щенков и замерла, не выпуская их рук. Принюхавшись, я вспомнил запах. Дети Тзя. Как я совсем про них забыл. Мимо Тзя просочилась Ая и с ходу бухнулась в ноги.
— Вождь, прости нас, мы их не оставили за Воротами. Сегодня обратно отправим. Накажи нас, старших.
— Давно прячете?
Тзя сокрушенно кивнула головой.
— Больше не прячьте, не надо. Сколько еще по лагерю таких?
В землянке завздыхали и смущенно завозились самки, не поднимая глаз.
— Ясно. У нас лагерь воинов. В любой момент все, что угодно случится может. Куда вы их тогда денете? Два дня вам, потом всех собрать и отвезти за ворота к Хромому, — услышав горестные вздохи, поднял руку, — отобьем Ульриха, разрешу вернуть всех.
Опустив взгляд, посмотрел на жмущихся к матери щенков.
— Идите ко мне, — Тзя, закусив губу, подтолкнула ко мне прижавших ушки малышей, — идите.
Неуверенно оглядываясь на мать, они подошли ближе и замерли в шаге от меня. Протянув руку, притянул их к себе. Обнюхал обоих: двойняшки, разнополые, здоровые. Шерстка еще на обмялась вся, сезона два им нет. Мягкие. Боятся. Положив руки на головы, поднял лица и поймав испуганные взгляды дунул им в мордочки. Оба одинаково удивленно захлопали глазами.
— Есть хотите? Тзя, ты уж накорми нас всех, — мать с дочерью одновременно метнувшись на выход, столкнулись и вылетели на улицу. Я посмотрел на стоявшую в стороне Таур, закусившую губу и с завистью смотревшую им вслед.