- Этого одеть, накормить и замажь ему все эти полосы чем-нибудь. А то еще горячку поймает и сдохнет. А нужен он мне. Всем нам нужен. Стеречь, глаз не спускать. Держать связанным, но не усердствуй. Спрос за него с тебя. Всем вам - в поход. Я сегодня должен быть в лагере. Будете готовы, зовите. Мне подумать нужно.
Напуганный моими словами и поведением по самое не могу Чада стоял передо мной с выпученными глазами и только кивал. Получивший взмахом руки разрешение идти, метнулся прочь, скользя и помогая себе руками. Не обращая внимание на поднявшуюся суету, я ходил по берегу, размахивая вырванной из лодки стрелой.
В голове крутились сотни мыслей и образов. Государь умер, значит, сейчас в герцогствах и княжествах разлад. Прожив столь долго, он сам выкопал яму, сейчас союзными ему государствах правят уже прапраправнуки его соратников, уже основательно забывшие старые предания и правящие по праву наследования. За годы правления он тоже нарожал и вырастил не одно поколение сыновей и дочерей, да и бастардов наверняка немало. Интересно, его сыновья еще живы? А то еще веселее, там у трона в очередь стоят десятки внуков и правнуков, кому страсть как надоело быть вечными наследниками престола. Как мало я знаю, и где эти знания мне искать? Нужно искать более знающих, чем мой пленник. Что мне с этого? То, что, занявшись своими проблемами, люди может хоть на время про нас забудут. Или хоть ослабят напор.
Через десять минут меня за руку тронул Чада. Обе лодки уже стояли на воде, рядом с ними в воде стояли орки, ожидая меня. В моей сидел и Тревор, уже одетый и пятнистый от разводов какой-то мази на лице. Чада почтительно протянул мне мое и трофейное оружие. Надевая на себя колчан и пояс, я заметил с каким обожанием Чада смотрел на секиру Тревора. Я ее до этого осмотрел, на мой взгляд так себе, переделка из топора дровосека, но железо хорошее и сделано хорошо. Забрав ее у Чады и повертев в руках, спросил.
- На великана своего поменяешь? - Чада блеснул глазами и опустил голову.
- Нет, Хозяин, не могу. Он не просто сом, он член моей семьи. Не могу.
Я хлопнул его по плечу.
- И правильно, семью продавать нельзя. Держи топор, потом поговорим, - сунув ему секиру в руки, добавил. - идем в лагерь. Быстро, спин и рук не жалеть, когда будем там?
- К вечеру будем.
- Идем одной лодкой. Дозорных к лагерю, глаз не спускать с него. Вторую лодку пусти по своим тайникам, все лодки в лагерь, идем в набег всеми силами. Ясно. Знаю, что попрятали больше, чем показали. Иди, скажи своим.
Я занялся натягиванием тетивы, Чада умчался на берег. Вторая лодка, сорвавшись с места, набирая скорость, понеслась на выход из заводи. Спустившись, я тоже сел в лодку, Чада с напарником замахали веслами. Развернувшись к Тревору, я произнес.
- Поговорим. Чем больше я знаю, тем больше у тебя шансов жить. Рассказывай.
До самого прибытия на стоянку у впадения Костянки в Болото, я провел, расспрашивая Тревора. Знал и слышал он много, но многое пришлось буквально выковыривать из его памяти, слухи и предания, сплетни и разговоры, случайно услышанные им и давно забытые. По нескольку раз возвращаясь, наводя его своими вопросами и намеками на нужные воспоминания. Обнадеженный в том, что его не убьют, он и сам старался изо всех сил вспомнить и донести до меня все, что он знал.
Лет ему было двадцать, или он так думал, вырос он в семье сельского кузнеца. Семья его была большая, он был старшим сыном, помогал своему отцу на кузне и горя не знал до последнего времени. Ему уже сговорили невесту, когда на их село навалились кочевники степи, больше года назад. Село его было едва ли не крайним из множества сел и хуторов разбросаны в Степи на день пути по обе стороны от Тракта. Эта дорога связывала империю Государя с его форпостом, княжеством Аллейн у Дымных Гор.