Орхидея съела их всех

Она улыбается и трясет головой так энергично, словно хочет вытряхнуть воду из ушей.

– Просто мысли вслух.

– Нет уж, продолжай, – настаивает Зоэ. – Мне всегда интересно послушать про твою семью.

– Ох, ну ладно. Так вот, умерла моя двоюродная бабка – нет-нет, ничего страшного, я едва знала ее. Это та самая бабка, которая взяла к себе мою двоюродную сестру и мою лучшую подругу, когда наши мамы пропали без вести – ты ведь в курсе, да? Ну и еще она тусовалась с “Битлами” и все такое… Не помню, рассказывала я тебе? В общем, моя бабушка Беатрикс, которой примерно сто пятьдесят лет и которая, наверное, не умеет отправлять электронные письма, напрочь вынесла всем нам мозг, пытаясь устроить так, чтобы они с моим отцом приехали на похороны, хотя вообще-то они оба всегда ненавидели Олеандру – так звали эту мою двоюродную бабку. Они всегда считали (а может, и до сих пор считают), что Олеандра виновата в смерти моей матери, тети и дяди и матери моей лучшей подруги.

– Что значит – виновата в смерти?

– Никто толком не знает. Давным-давно, в конце восьмидесятых, они отправились на поиски какого-то таинственного растения и не вернулись. Вроде бы у этого растения есть стручок, на вид как у ванили, но он якобы обладает волшебными или мистическими свойствами – правда, никто не знает, как воспользоваться этими самыми свойствами и не помереть. Олеандры там с ними даже и не было.

– Вот это да. Готовый сценарий.

– Или документальный фильм о природе.

У Клем в кабинете пахнет очень приятно, но Зоэ не может определить, чем именно. Неясный аромат – его нельзя приписать лавандовым свечам, которыми уставлена комната, или огромным суккулентам, да и вместе они вряд ли пахли бы именно так, хотя, вероятнее всего, их доля тоже есть в этом странном запахе. Правда, сегодня в комнате появилась еще и потрепанная картонная коробка с горшочками белых цветов – но, хотя раньше их тут не было, пахнет всегда одинаково. Что за запах? Может, так пахнет сама Клем? Похоже на лесную сырость, но в хорошем смысле слова. Еще, возможно, легкая нотка тропиков. Клем – единственная на всем факультете, у кого на полу вместо дежурного ковролина лежат голые доски. А еще она убрала из кабинета все флюоресцентные лампы. Да, именно убрала, а это в тысячу раз удивительнее и интереснее, чем просто решить их не включать, как делают обычные люди. Вместо этих самых ламп она завела себе разные старые напольные и настольные светильники, которые, как она утверждает, томились, всеми забытые, в шкафу в подвале. А вместо казенного компьютера, который беспрестанно гудел бы в комнате дни напролет, у нее на столе бесшумный и прекрасный крошечный ноутбук: она приносит его из дома в тряпичной сумке. Иногда Клем даже убирает его в ящик стола и, положив на освободившееся пространство альбом для рисования, делает наброски. Зоэ начала работать в университете только в сентябре, и пока у нее в кабинете нет почти ничего, кроме стола, стульев и бежевого компьютера, выданного факультетом. Правда, у нее есть ярко-оранжевый ковер, который, вероятнее всего, ее предшественник выбрал себе сам. Ей нравится кабинет Клем, и она надеется устроить себе примерно такой же, только с макбуком и атмосферой повеселее.

– Здесь стало бы гораздо лучше, если бы электронных писем приходило поменьше – например, для начала объявить запрет на письма от родственников, друзей, жен и мужей. Ну и от студентов, конечно.

– Только им этого не говори, – предупреждает Зоэ. – Они тебя любят.