Орхидея съела их всех

– Мы как-то привыкли обходиться без этого. Это такое облегчение. И потом – о боже, я наверняка скажу сейчас ужасную вещь, но он так благодарен уже за одну только возможность увидеть меня голой, что, даже если я просто неподвижно лежу и время от времени издаю стон, этого достаточно, чтобы он считал меня восхитительной любовницей. А уж если бы я сделала ему минет, он бы потом несколько месяцев ходил абсолютно счастливый! Но с тобой? Я понимаю, что мне не хватает мастерства. Прости, мне очень неловко. Думаю, я просто слегка обленилась. Стала чересчур гетеросексуальной. Мне хочется просто лежать и позволить тебе быть парнем.

– Так не пойдет.

– Я знаю.

– Вылижи меня.

– Что?

– Вылижи меня.

– Прямо сейчас?

– Да.

– Если хотите по-настоящему классно провести время, сходите в церковь.

– Ага…

Они по-прежнему сидят за кухонным столом у Ины. Удивительным образом миновал еще один день. Дождь прекратился. В медных сковородках, висящих над плитой, отражается луна. Опять пахнет торфом, как всегда. Фотоальбомы вернулись на полку. На столе – медицинская бутылочка с прозрачной жидкостью. Это – последняя бутылка, объясняет Ина. Тот самый раствор, который пыталась воссоздать Роза. То, ради чего все они погибли.

– И вы говорите, что это – всего-навсего результат вымачивания стручка в…

– Да, в слезах просветленного человека.

– Одного из жителей Затерянного острова?

Ина мотает головой.

– Любого просветленного человека.

– То есть даже Пророк подойдет?

– Возможно, просветленности Пророка не хватит.

– А просветленные люди много плачут?

– Нет. В том-то и…

– Понятно. В этом – парадокс. Опять неудача.

– Ну, в каком-то смысле. То есть…

– И вы всегда это знали?

– Да.

– А моя мать – не знала?

– Нет.

– И вы не сказали ей, потому что…

– Послушай. В глубине души твоя мать была хорошим человеком, как и все мы. Но она попалась в ловушку прекрасного тела. Ради нее люди готовы были на все. Смерть родителей Пийали… Пророк, лишившийся руки. Она продолжала бы искать пути достижения искусственного блаженства и ни перед чем не остановилась бы. Я не хочу сказать, что ее поиски были совершенно бессмысленны, но мне кажется, это не самый лучший способ избавления от иллюзии. Во всяком случае, окончательного. Олеандра в конце жизни тоже пришла к этому выводу.

У Флёр перехватывает дыхание. Она делает медленный выдох. Ее мать умерла ради сведений, которые все время были под рукой. Однако на что была готова Роза ради того, чтобы добыть слезы просветленного человека? Где та черта, перейдя которую, она решила бы остановиться?

Скай смотрит на бутылочку. Неужели это и в самом деле чьи-то слезы? Ведь это же…

– Так почему именно в церковь? – спрашивает она у Ины.

– Там блаженство будет такое, что вы его просто не вынесете. Во всяком случае, поначалу.

– В церкви? В любой самой обыкновенной церкви?

– Да.

– Серьезно? Как-то это все, ну…

– А вы попробуйте и поймете. Вам несказанно повезло. Больше никому я не отдала бы самую последнюю бутылочку – но, конечно же, если бы не твоя мать, у меня бы ее и не было. Ведь это она привезла обратно стручки, выросшие на острове. И…

– И что же происходит в церкви?

– Это очень трудно описать, но суть в том, что всю скуку как рукой снимает. Все вещи, которые раньше казались унылыми и неинтересными, теперь вызывают совершенно противоположную реакцию. Мир будто выворачивается наизнанку. Вся мишура, которая нравится нашему эго, тускнеет. Магазины становятся серыми, холодными и бессмысленными. От мысли об успехе хочется зевать. Все, что стоит больших денег или достигается с большим трудом, представляется вдруг дешевым и легко доступным. А посидеть на скамейке в парке и понаблюдать за незнакомыми людьми – это вдруг становится так увлекательно, как будто смотришь новый фильм, а новые фильмы теперь, наоборот, кажутся бестолковой и скучной подделкой. Первое время вам будет трудно находиться на кладбище, потому что вы затеряетесь среди душ, которые пока не обрели покой и обитают там. Но со временем вы научитесь получать удовольствие от этих визитов – не меньше, чем хорошие медиумы. Вы сможете посещать празднества, которые устраивают эти души, и слушать их невероятные истории. Но описать это невозможно. Нужно испытать это на себе.

– И мы не умрем?

– Нет. Это маловероятно. До сих пор никто не умирал. Во всяком случае, не умирал от жидкости из этой бутылочки.

– Ну хорошо. Что ж…

Флёр и Скай переглядываются. Похожее чувство испытываешь, когда битые часы простоял в очереди на аттракцион и, уже поднимаясь по ступенькам, вдруг хочешь передумать. Они ведь уже здесь, так почему бы просто не…

– Есть еще один занятный побочный эффект.

– Какой?

– Я лечу!..

– И я! Ой, ой, ой… Так. Да ведь это же…

– Дышите, девочки. Дышите.

– Господи. Боже. Мой.

Когда Флёр произносит слово “боже”, она чувствует, как внутри вдруг становится щекотно и немного похоже на оргазм. Надо же, всего одно слово, а в нем столько всего, даже чересчур много! Пожалуй, лучше она не будет больше его произносить – если, конечно, не возникнет надобности. А надобность, похоже, теперь будет возникать часто, потому что…

– Куда мы летим?