Орёл, несущий копьё [СИ]

«А любовь — тоже слабость? — спросил в ответ Георг, задумчиво глядя на неё. — Потому что я люблю вас и отца, люблю брата и не думаю, что ради чего бы то ни было смогу от этого отказаться».

«И не нужно, — мама погладила его по голове, и на её строгом лице промелькнула такая редкая улыбка. — Любовь и уважение друг к другу делают нас сильнее, помогают преодолеть всё».

Уже засыпая, Георг думал вовсе не о том, что предстояло ему сделать завтра. Его мысли целиком занимала та девушка, Эльза Лихтенберг, которую Максимилиан вёл в венскую оперу на открытие сезона. «Кажется, скоро наша семья станет больше», — он поймал себя на том, что думает об этом со странным, беспричинным, казалось бы, удовольствием.

* * *

Утро было серое, промозглое и туманное — в общем, обычное для этого места. Георг встал в половине девятого, и Влад вместе с ним, однако не совсем понятно, зачем: на место действия он не пошёл бы, даже если бы и не было запрещения на участие от Адлера, а бомба ещё накануне была им в последний раз проверена и защищена дополнительными чарами. И всё равно, когда Георг вышел, Влад был на кухне, присматривая за варящимся в турке кофе, — бледный и вымотанный, с отчётливыми тенями под глазами. «Не спал всю ночь, — понял Георг и слегка прищурился. — Размышлял об акции и теперь станет пытаться отговорить меня?»

— Не знал, что ты сам варишь кофе, — получилось неестественно хрипло: горло болело, и Георг с досадой подумал, что ещё пара дней в этом сыром городе, и простуда с потерей голоса ему обеспечена.

Влад на это только пожал плечами и, наполнив чашки, протянул одну Георгу.

— Надеюсь, нет никаких добавок? — ему почему-то представилось, как зельевар подмешивает в напиток снотворное, чтобы не допустить юношу с бомбой на вокзал. «Неужели поднялась температура? — Георг немного нахмурился. — В здоровую голову такая мысль применительно к Владу бы не пришла…»

— Ни сахара, ни сливок, лишь немного перечного зелья от простуды, — Штайнер указал на флакон, стоявший на разделочном столе; значит, обратил внимание на состояние напарника. — Британские зельевары выяснили, что оно хорошо сочетается с кофе, эффект приходит быстрее, — он сделал глоток, помолчал немного, словно бы собираясь с мыслями. Георг уже приготовился к длинной тираде о нравственности и грехах, но вместо этого Влад сказал: — Насчёт той твоей просьбы пару недель назад… У меня сейчас будет свободное время, и я могу научить тебя варить некоторые снадобья, если ты ещё хочешь.

— Да, разумеется. Спасибо, — от кофе сделалось теплее, и боль в горле стала слабеть.

— Мы уедем сегодня?

— Завтра с утра, как я договорился с хозяйкой. Не хочу срываться через несколько часов после взрыва, это вызовет подозрения.

— Конечно…

Они позавтракали в молчании и распрощались очень коротко. Влад мялся, но выдавить из себя пожелание удачи так и не смог, просто кивнул и запер дверь, когда Георг вышел из квартиры с кейсом в руке, крепко сжимая утолщённую ручку.

Он добрался до вокзала пешком, ловко лавируя в утренней толпе первого сентября, стараясь никого не задеть, — знал, что механизм надёжен и не даст осечки, но всё же иррациональное и алогичное подсознание требовало защищать бомбу от чужих прикосновений. Георг не слишком спешил, но всё равно пришёл на вокзал Кингс-Кросс почти за час до условного времени — он любил приходить заранее. Сделал по зданию круг, ещё раз всё осмотрев и убедившись, что магловская охрана дремлет, после чего встал у разделителя, противоположного тому, за которым скрывалась магическая платформа, — обычный пассажир, ждущий свой поезд.

Теперь оставалось только ждать — и читать.

Как Адлер любил Баха, в его музыке в любую пору находя успокоение для души, так Георг любил Шиллера, и томик с его стихами всегда был у него с собой. И вот сейчас, стоя среди толпы, ожидая условного часа, минуты свершенья, он в который раз перечитывал их — эти строки.