Орина дома и в Потусторонье

— Возвращаюсь к билету… Платону, конечно, виднее… А вот пригласить бы его к нам на классный час… а заодно и учителя его — Сократа… Мы бы тогда и спросили, как было с ними самими… Впрочем, как умирал Сократ, нам известно, Платон описал его последний день в диалоге «Федон», а вот как было с самим Платоном?..

— Ну, можно попытаться пригласить… — подумав, кивнула Афина Ивановна. — Платон ведь и основал школы как таковые, и даже библиотеки в них завел… У нас, конечно, не академия и даже не гимназия, но все же… Напишу заявление в районо, они отправят запрос в вышестоящие инстанции. Хотя сразу говорю: наверняка ничего обещать не могу…

— Хорошо бы тогда и Марию-Антуанетту позвать с Людовиком XVI! — воскликнула разлакомившаяся школьница. — Пускай и они нам расскажут о своих ощущениях… Кстати, король сам улучшил новейшее изобретение врача и депутата Учредительного собрания месье Гильотена — гильотину, собственноручно исправив на чертеже полукруглое лезвие на косое. Каков рационализатор! Его бы к отцу моему на завод, цены бы ему не было… Потом Людовик на себе и проверил усовершенствованное изобретение… Летчик-испытатель… Правда, никто не знает, одобрил ли он… вот бы и спросить его! А через полгода и королеве представился случай, так сказать, вплотную познакомиться с «Мадам Гильотиной»… Говорят, на Марии-Антуанетте чепчик был… точь-в-точь как у меня, и лиловые туфельки, — и Каллиста, задрав ногу, показала свою пинетку. — А впрочем, я и сама… как испытавшая, как потерпевшая… и лицо, так сказать, причастное… могу всем заинтересованным лицам рассказать об ощущениях… хотя с Гильотиной познакомиться, каюсь, не довелось, зато с поленом, — из которого, по мнению некоторых народов, сотворили первого человека на земле, — коротко, очень коротко познакомилась… Насильственная смерть, говорю всем неосведомленным лицам, отвра-ти-тель-на! В ней, уверяю вас… никакого удовольствия нет… Это… это…

Директор-библиотекарь, которая уже несколько раз пыталась прервать ответ ученицы постукиванием указки по столу, наконец не выдержала, вскочила с места и воскликнула:

— Яблокова! Каллиста! Прекрати! Куда-то тебя заносит не туда… У нас же не урок истории! А королевская чета уж точно откажется ехать в такую дыру, как наша. Даже и приглашать не стану! И попрошу: поближе к нашему предмету— биологии…

— Куда уж ближе…

— Приведи какие-нибудь примеры, что ли… Из действительности. Из нашей действительности!

— Хорошо. У меня два примера… Только они из будущего, ничего?..

— Ну, если ты, как Ленин, провидишь вдаль… тогда пожалуйста! — осуждающе воскликнула председатель комиссии.

— Пример первый. Я расскажу, как умрет мой отец, — твердо отвечала девочка. — Недавно мои родители… мои так называемые родители… получили квартиру в пятиэтажном доме — в будущем такие дома назовут хрущобами. Но сейчас они очень гордятся тем, что живут не в деревенской избе, а в городской квартире: с балконом, ванной и туалетом. Но скоро мой отец, Вениамин Яблоков, передовой рабочий завода «Буммаш», сопьется. Когда моя мать уедет отдыхать на юга, он утащит из дома холодильник «Орск», телевизор «Рекорд», проигрыватель «Сириус» — и все пропьет. Мать будет скандалить — она не из тех, кто молчит, он снова поднимет на нее руку — но уж на этот раз она не стерпит. Она вызовет милицию, — тут Каллиста повернулась к Милиционеру и стала адресовать свой ответ ему: — Но отец во хмелю настолько бесстрашен — мать это отлично знает, — что и милиция ему нипочем: он ударит Милиционера…

Конечно, его тотчас арестуют, изобьют и посадят. Пока он мотает срок, мать выпишет его из его собственной — выделенной ему заводом — квартиры. Ей хочется найти свое счастье — она еще достаточна молода: тридцать восемь! Будут любовники, но вторую семью ей создать так и не удастся. Отец, отсидев свое, вернется — но мать и на порог его не пустит, вновь пригрозив милицией. И отец в конце концов смирится, он станет бичом, опустится на самое дно — будет подрабатывать грузчиком в винно-водочном отделе, ночевать то у одной бичихи с жильем, то у другой…

Однажды моя бабка, живущая у старшей дочери на юге, приедет в гости к младшей, женщины напекут пирожков с мясом, а он будет стоять подле дома и, задрав голову, смотреть на светящиеся окошки своей бывшей квартиры, зная, что его туда не пустят; бабушка, чье сердце обольется кровью от этой жалкой картины, втайне от дочери вынесет зятю пирожков — и отец прослезится: под конец он станет сентиментален. Впрочем, он будет голоден: возможно, это будут слезы голодного человека, на которого с неба — с четвертого этажа — внезапно свалилась домашняя еда.