Орина дома и в Потусторонье

Глава восьмая ПОДРУЖКИ

Пелагея Ефремовна, с интересом глядевшая в окошко: на Пандору, с голиком гонявшуюся за Галькой, — и одновременно жевавшая горбушку, сдобренную медом, случайно накапала на подоконник, и не успела стереть, как в форточку проникла пчела, учуявшая дорогу к золотоносным запасам.

Когда пчелка, набрав меду, сколь смогла унести, улетела в улей и вернулась по второй ходке, бабка Пелагея уже подстерегала ее с остро отточенной спичкой: и только успела добытчица окунуть в живое озеро свой дудочный нос — как Пелагея Ефремовна, обмакнув спичку в Лилькин лак для ногтей, изготовилась — и поставила на спинке пчелы ярко-розовую точку. Пчелка, несмотря на химический запах, который понесла на себе, отнюдь не поняла того, что с ней случилось и, с полным хоботом добычи, качаясь на лету, отправилась домой, и еще пару раз она, тяжело нагруженная, моталась к улью и налегке — возвращалась обратно; а в очередную ходку привела на помощь товарку, которую коварная Пелагея Ефремовна тотчас же отметила розовым крестом. Пчельница ждала, что скоро на мед слетятся другие пчелы, — которых скличут подружки. Но не тут-то было! Меченые пчелы летали в улей — и обратно, — а на подмогу никого не звали, хотя вдвоем переносить столько добра не представлялось возможным: и к ночи не кончить.

Сана, в свою очередь наблюдавший за бабушкой, вдруг подумал: а что если и людей метят так, как Пелагея Ефремовна наметила этих пчелок… с тем чтобы потом наблюдать за ними? Потому и не видит он в обозримом кругу никого из себе подобных, что некоторые, чтобы не утруждать себя, каким-то образом наметили своих подопытных и откуда-нибудь сверху наблюдают за ними… Потом новая мысль поразила его: а не есть ли он, Сана, та самая метка, та точка, по которой узнаётся его подопечная? Вдруг он — просто светящийся маячок, по которому метники ищут и находят меченого человека… Потому что ведь не обязательно метить всех, достаточно пометить двух-трех в целом рое и наблюдать за ними… И будут они вовсе не избранными, а просто-напросто подвернувшимися под руку.

Так, выходит, вовсе незачем было ему всякий раз, забегая вперед, подстилать соломку… чтобы его подследственная не упала. Никто его об этом не просил, и вовсе это не входило в его обязанности. Вот те и раз! Но если бы не он, Ирины бы уж на свете не было — десятки раз он спасал ее от верной гибели. Или… или и без него все совершилось бы точно таким же образом: Лилька бы прибежала, Пелагея Ефремовна бы оглянулась… Попробуй теперь узнай… Неужто ему только примерещилось, что от него что-то зависело, что он на что-то повлиял?! Не были ли его действия мнимыми? И не есть ли он сам — всего только мнимая величина?!

Открытие оказалось неприятным. Впрочем, Сана скоро отверг и эту гипотезу: метка не может быть живой, маячок не может чувствовать, точка не должна носить имени. Это — неразумно.

Тут он увидел Каллисту, которая, подобно пчелкам, влетела в окошко — и тут же вылетела, издевательски сделав ему ручкой: пока-пока. А Пелагея Ефремовна подозвала внучек, чтобы показать им меченых пчелок: вот, дескать, какие дружные да какие работящие, не то что вы!

В середине лета у Орины появилась наконец настоящая подружка: Танина младшая сестра Олька Потапова, которая некогда накормила ее крошками, в результате чего Крошечка и получила свое рекло (девчонки Глуховы на все каникулы уехали к бабушке — в соседнюю татарскую деревню Енгалиф).

Подружки убежали от Мили, которая попыталась увязаться за ними и подняла волчий вой, плавно переходящий в поросячий визг, когда ворота захлопнулись перед самым ее копеечным носишком. Бабка Пелагея застучала в стеколко, требуя, чтобы Орина взяла криксу с собой, но Крошечка сделала вид, что не слышит, — и девочки, взявшись за руки, стремглав полетели с холма, в сторону клуба, только пыль желтой змеей завилась за ними.

Возле речушки Смолокурки, впадавшей в Постолку неподалеку от Третьего омута, между домом дедушки Каттуса и пекарней, на жердях, ряд за рядом висело пахнущее липой, вымоченной в прудках, цвета сливочного масла — мочало. Кто-то из старших ребят связал длинную сливочную полосу снизу — вышли мочальные качели. Орина с Олькой качались по очереди: и сидя, и стоя, с удовольствием врезаясь ногами, плечами, лицом в шелестящий мочальный занавес, тщательно закручивались, а после, вытянув ноги, винтом раскручивались… до того, что в мочальных промельках Крошечке примерещилось чье-то надзирающее лицо…