Читаем Орифламма полностью

П о л и ц е й с к и й. Неизвестно. Может быть, скажут.

М а д л е н. Бедняга! Хорошо бы дать ему две белых палочки: одну маленькую, как у уличного регулировщика, чтобы он мог сам регулировать движение на улице, другую побольше, как у слепого… (Полицейскому.) Снять шляпку? Нет, не нужно, наверное. Я ведь никого не стесняю, я небольшого роста.

П о л и ц е й с к и й. Тихо, он говорит, а его не слышно.

М а д л е н (Полицейскому). Может быть, это потому, что он еще и глухой…

Ш у б б е р т. Где я?

М а д л е н (Полицейскому). Где он?

П о л и ц е й с к и й. Потерпите. Он скажет. Ведь это его роль.

Ш у б б е р т…Какие-то улицы… какие-то дороги… какие-то озера… какие-то люди… какие-то ночи… какие-то небеса… какой-то мир…

М а д л е н (Полицейскому). Что он говорит? Что «какой-то»?

П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Ну что-то…

М а д л е н (громко, Шубберту). Слишком тихо!

П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Замолчите же! Нельзя так громко!

Ш у б б е р т…Тени просыпаются…

М а д л е н (Полицейскому). Что?.. Зачем мы сюда пришли? За что мы платили? Чтобы только аплодировать? (Шубберту, еще громче.) Громче!

Ш у б б е р т. Ностальгия, дыры, обрывки вселенной…

М а д л е н (Полицейскому). Что это значит?

П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Он говорит: «Крохи вселенной».

Ш у б б е р т. Зияющая дыра…

П о л и ц е й с к и й (на ухо Мадлен). Зияющая дыра…

М а д л е н (Полицейскому). Он ненормальный. Он болен. Он витает в облаках.

П о л и ц е й с к и й. Напротив, он крепко стоит на земле.

М а д л е н (Полицейскому). Да, правда! (Восхищенно.) Как хорошо вы все понимаете, дорогой!

Ш у б б е р т. Покориться… покориться… мрачный свет… темные звезды… Я страдаю от неизвестной болезни…

М а д л е н (Полицейскому). Как фамилия этого актера?

П о л и ц е й с к и й. Это Шубберт.

М а д л е н (Полицейскому). Не композитор, надеюсь!

П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Успокойтесь.

М а д л е н (Шубберту, очень громко). Погромче!

Ш у б б е р т. Мое лицо в слезах. Где красота? Где добро? Где любовь? Я потерял память…

М а д л е н. Как это некстати! Суфлера-то нет!

Ш у б б е р т (в сильном отчаянии). Мои игрушки… Вдребезги… Разбитые игрушки… Детские игрушки…

М а д л е н. Это ребячество!

П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Ваше замечание вполне уместно.

Ш у б б е р т (с тем же отчаянием). Я стар… стар…

М а д л е н. Он старым не выглядит. Он преувеличивает, хочет, чтобы его пожалели.

Ш у б б е р т. Когда-то… когда-то…

М а д л е н. Это еще что?

П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Кажется, он вспоминает свое прошлое, дорогая.

М а д л е н. Если мы все будем вспоминать свое прошлое, то что получится… Нам всем есть что рассказать. Но мы же этого не рассказываем. Из скромности, из стыда.

Ш у б б е р т. Когда-то… Поднимается сильный ветер…

Громко стонет.

М а д л е н. Он плачет…

П о л и ц е й с к и й (к Мадлен). Он подражает шуму ветра… в лесу.

Ш у б б е р т. Ветер раскачивает лес, свет разрывает тьму, вдали гроза, темный занавес закрывает горизонт…

М а д л е н. Что? Что?

Ш у б б е р т (в сильном отчаянии). Вдалеке, светясь во мраке, в спокойствии сна, окруженный грозой, возникает чудесный город…

М а д л е н (Полицейскому). Что?

П о л и ц е й с к и й. Город! Город!

М а д л е н. А, понимаю.

Ш у б б е р т…или чудесный сад, плещет фонтан, переливается вода, цветы огня в ночи…

М а д л е н. Он, конечно, считает себя поэтом! Плохая парнасо-символико-сюрреалистическая смесь!

Ш у б б е р т…дворец из ледяных языков пламени, светящиеся статуи, раскаленные моря, пылающие в ночи континенты среди океана снегов!

М а д л е н. Это шарлатан, лгун, идиот! Его невозможно слушать!

П о л и ц е й с к и й (кричит Шубберту, становясь на мгновение Полицейским, но и оставаясь при этом зрителем). А не видно там его черной тени на святящемся фоне? Или светящегося силуэта на черном фоне?

Ш у б б е р т. Огни тускнеют, дворец меркнет, сгущается тьма.

П о л и ц е й с к и й (Шубберту). Скажи, по крайней мере, что ты ощущаешь? Какие чувства испытываешь? Говори!

М а д л е н (Полицейскому). Дорогой, мне кажется, лучше провести остаток вечера в кабаре…

Ш у б б е р т (в сильном отчаянии)…Радость… боль… страдание… облегчение… воодушевление… опустошенность… Безнадежная надежда. Я чувствую себя сильным, слабым, мне хорошо, плохо, но я чувствую, я себя чувствую, я чувствую себя…

М а д л е н (Полицейскому). Все это противоречиво.

П о л и ц е й с к и й (Шубберту). А дальше? Дальше? (К Мадлен.) Минуточку, дорогая, извини…

Ш у б б е р т (громко вскрикивает). Неужели этот свет погаснет? Гаснет. Ночь окутывает меня. Только одна бабочка огня тяжело поднимается вверх…

М а д л е н (Полицейскому). Дорогой, это надувательство…

Ш у б б е р т. Это последня искра…

Занавес маленькой сцены опускается, Мадлен аплодирует.

М а д л е н. Пьеса банальна, а могла бы быть привлекательней, по крайней мере познавательной, правда ведь… но…

П о л и ц е й с к и й (Шубберту, стоящему за занавесом). Нет, нет! Иди. (Обращаясь к Мадлен.) Он заблудился. Сейчас его выведут.

М а д л е н. Мы его вызовем.

Они аплодируют. Голова Шубберта появляется из-за занавеса и снова исчезает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги