— Мне понятно ваше возмущение…
— Это я тогда возмутился. Сами посудите, Россия — и права человека? История не та у любезного Отечества.
— Ну, не стоит так уж. Если я скажу, что ничего такого опасаться не стоит? Что от вас действительно ничего требовать не собираются? Ничего такого, что было тогда?
— Значит, потребуете чего-то нового. Гордеев тоже пытался мне вкрутить, будто поездка его ко мне не санкционирована, как он выразился, и просил вообще рассматривать его как частное лицо. Не объявился он, кстати?
— А что он еще говорил, Игорь Николаевич, припомните. О вас, о себе?
— Говорил, что не имеет никакого отношения к любой организации, которую я только способен вообразить.
— А вы ему что?
— А я сказал, что поглядеть надо, у кого из нас с фантазией туго. Но вы не ответили. Что с ним? Он появится?
— Почему вас так интересует его судьба?
— Хорошее дело, сами ж сказали, что он — теперь моя последняя надежда и опора. А без него гнить мне в Крольчатнике до конца дней. Чего за Крольчатник извиняетесь? Милое словечко, да и суть отражает. Кто выдумал? Когда?
— Кто-то из ваших. Давно. А Гордеев в команди ровке. Такое вот спешное, срочное ему задание было от начальства, никого в известность поставить не успел. Появится.
— Так все-таки, кто мы там? Зачем? Предположим, от нас даже ничего не хотят. Я, правда, не верю, так Гордееву и сказал. К чему тогда все? Не проще ли нас — в расход? Можно даже не очень сердито, но уж дешевле будет, точно. Что вы хотите от меня лично?
— Вот что, Игорь Николаевич, придется с вами начистоту. Насколько мне известно, ваш Крольчатник — проект самого Гордеева. Он все держит в своих руках. НИИТоВ, чьи люди работали с вами в девяносто четвертом, не единственная и далеко не самая серьезная из «крыш», благодаря которым он сумел развернуть свою деятельность. Центр нетрадиционных технологий, Институт информатики, технологий и экономики Академии оборонных отраслей, параллельно — ветвь Минздрава, что занимается специсследованиями. Параллельно — еще не знаю что. В чрезвычайно немногочисленных зафиксированных упоминаниях Крольчатник проходит как «Объект-36», все.
— Мне говорилось только о военных… да вы знать должны.
— В общем, так оно и есть.
— Все равно. К чему столько «крыш»? Понезаметнее надо быть, если хочешь чего-нибудь провернуть. Лезть будут всяко, разные начальнички-то. Результатов каких-нибудь там требовать, отчетности в расходовании средств, проверки журнала прихода-ухода…
— Вы смеетесь?
— Я недоумеваю. На кой мне, простите, всю вашу кухню знать. Почему вы передо мной расстилаетесь? Мне-то — к чему?
— К Гордееву никто никогда не лез. Вот не лез — и все. «Объект-36» жил себе потихоньку, и существует версия, что до этого проекта имелись аналогичные. Я ведь почему вам так подробно говорю. Вся эта информация есть результат нашего собственного расследования за последние три недели. Когда вы в сосновом лесу отдыхали.
— А, так вы не по Гордеева команде. Вы — люди сторонние. Ждали своего часа, дождались, теперь шуруете вовсю, а я вам нужен, чтобы настроения Крольчатника разведать. Разнюхать. Я там пока на новенького, они мне не очень-то родные, братцы-кролики. Догадался?
— Даже скорее, чем можно было ожидать. Ликвидировать «Объект-36», пока мы не разберемся, для чего он создавался, никто не собирается. Да и после того, как суть станет ясна, сворачивание вряд ли произойдет. Вынужден вас огорчить.
— С вашей подачи мне устраивают в коттедже провокации? Проверки на вшивость?
— Ничего не знаю. Расскажите.
— А…
— Расскажите, расскажите.
— Не буду. А почему — «тридцать шесть»? Тридцать шестой, что ли? По счету? Однако немало.
— Игорь Николаевич, я повторяю, пока что практически весь проект для нас — одно сплошное «белое пятно». Как, собственно, и сама территория вашего, м-м…
— Крольчатника, Крольчатника. Погодите, но должны же быть данные на нас, каждого, кто привлечен. Пусть неизвестно, как его собирались использовать, но хоть причину-то появления в Крольчатнике вычислить можно. Аналитики вы или солдафоны? Черт, я, кажется, опять хамлю.
— Кажется.
— Заметьте, я не спрашиваю у вас ни о ком из остальных.
— Да я бы и не сказал, другими занимаются другие. А что, вы между собой не делитесь?
— Да не особенно, признаться.