— Шефа хотели взять. Садись, живо. Контора, тоже мне.
— Я уж парашютистов ждал.
— Лезь, не жди! Геник, давай!
Но я все же успел обернуться, прежде чем последовать за Ежкой на заднее сиденье. Я увидел кое-что похлеще парашютистов и неведомого призрачного света, природа которого была мне тогда непонятна.
Вновь помчавшийся катер попал в луч нагнавших-таки милицейских катеров. Кто уж там нас захватывал. Зато тех, кто был в покинутом нами, я разглядел отчетливо. Я не оговорился, именно тех, нескольких, хотя только что там оставался один водитель, который, кстати, так ни разу и не повернул головы. Вел вперед, и все.
Там снова было трое пассажиров. Лиц на расстоянии и за считанные секунды, конечно, не разглядеть. Белые пятна. Двое мужчин и одна женщина. Один из мужчин в легкой летней кепке, голова второго непокрыта. На женщине яркая кофточка. Приметное пятно. Сидели открыто, не прячась.
А уже из машины, когда заворачивали вверх по проезду, увидел, как на реке вспух оранжевый клубок огня. И донесся взрыв.
— Во мы их! — Хватов обернулся с переднего сиденья, резко дернул вниз обеими сжатыми в кулаки руками — Геник, пошел, пошел! Не дай Бог тебе красный свет проехать.
— Понятно, шеф.
— Шефов развелось, — буркнул я.
— Не говори, сатирик. Сам о том часто думаю.
— Дальше что? Захотят — город перекроют.
— Это из-за вас-то? Куришь?
— Не буду. Я спросил, дальше что делаем, Мишка? Пока все красиво, как в кино.
— Все красиво и будет. Что вы все привязались — как в кино, как в кино! Геник, где?
— Вот тут.
— Жми дальше, сам знаешь, куда.
Мы вышли, не проехав и половины Пироговки. Прошли дворами, и на следующей то ли улице, то ли в переулке нас ждала еще одна машина. Большая, шикарная. Мне показалось, что за рулем брат-близнец первого водителя. Э, да я ведь их помню. Молодцы.
— Теперь уж мы сами, сатирик, должны. Без привидений и прочей мутаты. Видал в катере? То-то.
Мы забирали по городу на северо-запад. Почти сразу ушли с Садового, на Хорошевке проехали под мостом Окружной железной дороги, свернули направо. Водитель вел очень аккуратно. Я нагнулся к Жене.
— Не трусишь?
— Мы куда, Гарь?
— Не знаю, но, по-моему, туда, куда нужно.
— Гарь…
— Что, Ежик?
— Смотри.
Она разжала ладошку. Помятый и изломанный, в ней лежал маленький пион. Почти все лепестки оторвались.
— Я подобрала с катера. Я суеверная.
— Молодец, — шепнул я и поцеловал. — Я тоже. Очень — Я имел в виду вовсе не суеверия, и она поняла.
— Время, Лелик? — сказал, обращаясь к водителю, Хватов.
— Поспеваем за три минуты до отхода, шеф. До отправления то есть.
— Вот так вот. А то — «отхода». Отходят знаешь куда?
— Эй, Мишка, ты куда нас все-таки везешь?
«Понтиак», показалось, еле втиснулся в узкий низкий тоннель под Водоканалом. Я подумал о том же, о чем думал всегда, когда прежде доводилось проезжать этот короткий, быстро ныряющий и быстро выныривающий, залитый желтым светом отрезок, находящийся и под землей, и под водой одновременно. Мне представился белый пароход, самоходная баржа «река — море», еще какой-нибудь многометровый многотонный шкаф, величаво проплывающий, как в огромной ванне, у нас над головами.
На узком участке дороги вдоль Ходынки, Тушинского поля всегда было много машин.
— Одевайтесь живей. — Хватов кинул нам пакеты В них были неновые походные куртки-энцефалитки на «молниях», резиновые сапоги. Обувь пришлась впору. Хватов надел такую же. Мы свернули к Тушинскому автовокзалу. Даже не автовокзал это, просто станция пригородных автобусов. Общую идею я теперь понял. Но вот смысл?
— Ну а смысл, Миша? Ну, доедем мы в область, до самого места даже доедем, там-то все равно кто-то есть? Прямо в руки прибудем.
— Меня, сатирик, Мишей только бабы зовут. А Мишкой — только шеф. Михаил Иванович меня устроит. Как в русских народных сказках.
— Как всесоюзный староста Калинин.
— Тебе шеф что про не те, какие надо, руки говорил? — проигнорировав мое замечание, сказал Хватов. Он застегивал «молнию». — Ты так из города вырваться хотел. Вон, опасаешься, что за-ради тебя входы-выходы позапирают.
— У тебя с шефом некробиотическая телепативная связь? Вы незримо присутствуете друг подле друга?
— Иди-ка ты, сатирик… Ты просил, чтобы как в кино, вот я тебя как в кино и вывожу. Самым незаметным способом. Демократически, на автобусе. В гуще народных масс.
«Понтиак» стоял укромно, и если кто и обратил внимание па вылезших из богатой машины трех скромных туристов, то таких было не слишком много. Я не мог не отметить со всем уважением постановку дела: здесь нас тоже встречали. Хватову были переданы билетики — три белых квадрата, он подхватил рюкзак и указал мне на другой. Их сторожил тот же парень, что передал билеты. На долю Жени пришлась наша сумка. Парень буркнул:
— Автобус — вон тот. — И добавил что-то. И пропал в толпе.
— Что-что? — спросил я.
— Это конечный пункт наш так называется — Черная Грязь. А ты думал?
— Я думал, вы под занавес паролем обменялись.
— Садимся, отправление через минуту.