Орельен. Том 2

Оба захохотали. Этот Гюро — типичный маньяк! Маниакальная любовь к порядку, доходившая чуть ли не до скандалов, не оставляла его и в окопах. Он умел рационально использовать пространство даже в пятьдесят квадратных сантиметров: все должно было быть на месте — фляжка, котелок, нож.

— А кашне, Гюссон, кашне, помнишь? А главное, как он берегся, боялся помереть, все время лекарственную настойку глушил… И какая у него была физиономия, когда пулей разбило его пузырек…

— Вовсе не пулей, а взрывной волной!

Они заспорили — пулей или взрывной волной. И подумать только, что именно он заскучал сегодня без девочек!

— Признаюсь… — начал доктор. — Понятно, почему Орельен и я, мы явились сюда одни… Ну, а все прочие? Куда они подевали своих дам? Да еще в канун Нового года?

— Ничего, — успокоил его Дюпюи, — большинство будет встречать Новый год в семейном кругу! Откровенно говоря, каждый не прочь урвать часок свободы!

— Вот как? Забавно… — доктор кивнул в сторону Марсоло. — Он не женат?

— Нет, — ответил Гюссон, — у него есть любовница, она дарит ему галстуки. А Бомпар оставил свою супругу в Марселе, он здесь проездом. Помнишь, Лертилуа, фотографию мадам Бомпар? Он нам ее все время под нос совал: волосы прилизаны, на цепочке золотой крестик, глазки маленькие, сразу видно — мещанка до мозга костей… Что не мешало самому Бомпару на постоях бегать за девками… Помнишь? Он, должно быть, здорово портил жизнь своей половине! А у Бекмейля — трое ребятишек, братья убиты на фронте, у него теперь на руках старуха мать, жена ворчит с утра до вечера, детишки хилые! Надо ему посочувствовать: здесь, в компании, он молодеет душой и телом. Он — агент трикотажной фирмы, а это значит: ходи, обивай пороги, стучись во все двери, стой смирно со шляпой в руке, — надо же накормить столько ртов! А Бланшар продает шины у заставы Майо, у него пять дочек, жена сбежала.

Доктор молча покачал головой и обернулся к Стефану Дюпюи:

— Да, дорогой, теперь я вижу: вы вполне правы — мир устроен плохо, и очень жаль, что войны рано или поздно кончаются!

Гюссон проворчал что-то и пощупал свою культю. Орельен с недоумением посмотрел на Декера. Но Дюпюи сразу понял намек доктора:

— Да, возможно… славное было времечко…

LIII

Окончилось скромное торжество весьма печально. Никто уже не мог вспомнить, когда и из-за чего начался скандал. Правда, все присутствующие непрерывно наполняли и осушали рюмку за рюмкой; правда, вслед за арманьяком шел бургундский коньяк, а вслед за ним — обжигающий горло шнапс, который и вызвал к жизни десятки эльзасских послевоенных историй, послуживших причиною разногласий. Возможно, что Лемутар, нализавшийся до чертиков, полез к Бланшару, которого терпеть не мог. Но ведь неизвестно, что наговорил ему до того сам Бланшар. Этот черноволосый, смуглый верзила с висячими бакенбардами и с резкими жестами, напоминавшими взмахи мельничных крыльев, во время обеда держался вполне пристойно, но ведь его убеждения ни для кого не секрет. Дернуло же Фукса пригласить его на банкет. Возможно, это он своими речами довел Лемутара до белого каленья. Бланшар орал, что не нуждается в уроках патриотизма; но пусть он даже кавалер всех орденов, это еще не значит, что можно говорить любое. Тут поднялась суматоха, кто-то уже пустил в ход кулаки, и невозможно было разобраться, кто прав, кто виноват. Естественно, что такой человек, как Марсоло, хоть и не поклонник отставного инспектора полиции, не мог спокойно смотреть, как колошматили Лемутара, находившегося в беспомощном состоянии. Верно и то, что Марсоло не решился сцепиться со здоровенным Бланшаром (уж очень неравны были силы) и накинулся поэтому на Бекмейля, который в трезвом виде ни за что не схватился бы со своим бывшим лейтенантом, но в настоящую минуту тоже не помнил себя.

К ним бросились, пытались их растащить, послышались призывы к благоразумию, тем более, что преимущество было явно на стороне Марсоло, дравшегося не просто, а по всем правилам бокса, и когда из носа его противника пошла кровь, зрители окончательно возмутились. Гюро что-то пищал. Орельену удалось схватить Марсоло за обе руки и оттащить назад, а пока Марсоло отбивался, капитан Милло, при поддержке Бомпара и офицеров, положил конец непристойной сцене. Капитан, сделав вид, что не заметил начала и причины ссоры, обрушился на Марсоло, которого терпеть не мог, и заявил, что тот, прежде чем ударить сержанта, обязан был подумать о своих офицерских нашивках, и, конечно, бросил заветную фразу о «нерушимом единстве фронтовиков» и т. д., и т. п. Присутствующие не выдержали этой длинной речи и затихли.

Повсюду валялись разбитые бокалы, по скатерти расплывались винные пятна, ноги скользили по полу, усеянному остатками пищи, весь стол был загроможден грязными тарелками. «Ну и мерзость», — заметил Гюро. А Дюпюи, выставив звериную челюсть, сокрушенно вздыхал с видом человека, не успевшего вмешаться в драку, — что тут, мол, произошло? — и эффектно пружинил мускулы. Известно, артиллерист.