Орел-завоеватель

Перед глазами Катона вспыхнуло солнце, рассыпались сверкающие брызги, а потом мир потемнел. Вода наполнила его рот, он начал задыхаться. Бритт навалился на него сверху, подбираясь к горлу, в то время как Катон, выронив меч и щит, вцепился в плечи врага, пытаясь таким образом вытянуть себя из воды, где (что отстраненно удивило его) не было слышно звуков сражения, то есть царила почти абсолютная тишина. Варвар, могучий и мускулистый, одолевал, однако отчаяние придало уже задыхавшемуся юноше сил. Нашарив вслепую лицо противника, он изо всех сил ткнул пальцами в его глаза. Хватка ослабла, и Катон рывком, с плеском выдернул голову из воды, жадно хватая ртом воздух. Он продолжал давить варвару на глаза, и тот, взревев от боли, схватил Катона за запястья, а потом инстинктивно обрушил на него свой кулак. Пришедшийся по щеке удар был так силен, что в глазах у юноши потемнело, и он снова оказался под водой. А сверху на него опять навалился варвар.

Ну все, мелькнуло в сознании Катона, это конец. Казалось, голова его вот-вот лопнет, и как он ни бился и ни извивался, все было безрезультатно. Меньше чем в локте от его расширенных глаз серебрилась поверхность воды. А над ней простирался спасительный воздух, но с таким же успехом расстояние до желанного глотка жизни могло составлять целую милю. Последняя мысль Катона была о Макроне, о том, что, увы, ему так и не удалось по-настоящему отомстить за него. Потом вода сделалась красной, и солнечный свет потускнел от густого облака крови. Руки бритта по-прежнему сжимали его горло, но появилась и третья рука. Она вошла в воду, нащупала ремни доспехов и бесцеремонным рывком вытянула юношу на ослепительный солнечный свет. Лицо Катона прорвало подернутую красной пленкой поверхность воды, горящие легкие наполнились воздухом. Потом он увидел тело бритта. Голова варвара была почти отсечена, лишь какие-то мускулы и сухожилия крепили ее к телу.

— Все в порядке? — спросил легионер, продолжая удерживать его за ремни, и Катону, еще не восстановившему дыхание, удалось лишь кивнуть. Маленькая горстка легионеров шестой центурии сомкнулась вокруг них, отражая удары ближайших бриттов.

— Мой меч?

— Вот он, командир. — Легионер выудил оружие из воды. — Славный клинок. Тебе следует его беречь.

Катон кивнул:

— Спасибо.

— Не за что, командир. Центурия не может позволить себе терять в день по центуриону.

Тряхнув в последний раз головой, чтобы прояснить сознание, Катон поднял щит, принял меч и, оглядевшись, понял, что битва утратила первоначальное ожесточение. Первый порыв неистовой жажды крови иссяк, усталость начала брать свое, и теперь уже ни бритты, ни римляне, похоже, не стремились к мученической кончине. На некоторых участках схватка замерла вовсе: группы противников замерли с оружием наготове, выжидая, когда неприятель сделает первый шаг. Потом юноша посмотрел за реку и увидел, что посадка второй партии легионеров на транспортные суда почти закончилась.

— Парни, ждать осталось совсем недолго! — крикнул он своим и зашелся в кашле. — Подмога уже на пути сюда.

В следующий момент до его слуха донесся стук боевых механизмов триремы, и он, проследив за полетом метательного снаряда, увидел, что к берегу приближается свежий дикарский отряд. В центре колонны двигалась разукрашенная слишком пышно, даже по варварским меркам, великолепная колесница, на которой стоял рослый вождь с длинными струящимися русыми волосами. Воздев копье, он возгласил какой-то призыв, и его люди ответили дружным гортанным ревом. В их одеяниях и том высокомерном презрении, с каким они игнорировали обстрел с триремы, было что-то пугающе знакомое.

— Не те ли это ублюдки, что налетели на нас прошлой ночью?

— Может, и они. — Легионер прищурился. — Темно было, да и не так долго мы с ними контачили, чтобы их толком запомнить.

Друиды доводили себя до полного исступления, пытаясь побудить утративших пыл ополченцев усилить натиск на римлян, и появление подкрепления вызвало у них восторженный вой.

— Внимание, парни! Новый враг слева!

Это сообщение пронеслось вдоль всей римской линии, и центурион, ближе всех находившийся к новой опасности, быстро перестроил своих людей, образовав фланговое прикрытие. Он успел как раз вовремя, ибо новоприбывшие бритты не стали тратить время на развертывание и прямо с марша устремились в дикую, яростную атаку. Их решимость разбить врага и отвага подкреплялись отменным умением вести бой, так что, когда зазвенели клинки, стало ясно, что чаша весов начинает клониться в сторону туземцев.

Тревожный взгляд на реку показал Катону, что первое судно уже отчалило и что матросы гребут изо всех сил, стараясь добраться до берега как можно скорее. Однако яростный удар свежих сил и пламенные призывы друидов всколыхнули боевой дух ополченцев, и те с возрожденным мужеством устремились на римские щиты.

— Держись! — кричал Катон. — Крепи строй! Еще чуть-чуть! Мы их удержим.