— Ничего, я привыкну. Так же как и тебе стоит свыкнуться с мыслью, что я всегда смогу довести до кого следует информацию о твоей — причем, заметь, реальной, а не какой-то вымышленной — измене.
— О командир, уж об этом-то я помню всегда. Именно по этой причине мы и ведем с тобой данную маленькую дискуссию. Склонен предположить, ты позаботился о том, чтобы со своей стороны надежно подстраховаться.
— Конечно, — солгал Веспасиан. — Я отправил подробное письмо в Рим моему юристу с указанием хранить его до тех пор, пока я не затребую его обратно или не погибну. Какое бы из этих событий ни произошло первым, как только оно случится, письмо будет вскрыто и прочитано перед сенатом и императором. Надеюсь, тебе вполне ясно, что, с судом или без суда, но переживешь ты меня на очень короткое время. Тебе придется последовать за мной так скоро, что у нас будет шанс переправиться через Стикс в одной лодке.
— Я бы счел это за честь, командир. — Вителлий позволил себе усмехнуться. — Но ты, надеюсь, согласен, что в подобном развитии событий мы оба совсем не заинтересованы?
— Согласен.
— Тогда и говорить больше не о чем, командир.
— Не о чем.
— Я могу идти?
Веспасиан помедлил с момент и покачал головой.
— Не совсем, трибун. Прежде чем уйдешь, ответь на один мой вопрос.
— Слушаю, командир.
— Что ты… что тебе известно об «освободителях»?
Вителлий поднял бровь в нескрываемом удивлении. Он поджал губы и лишь после некоторого замешательства произнес:
— Похоже, это тоже связано с твоими семейными неурядицами?
Веспасиан не только не стал удовлетворять любопытство трибуна, но и досаду на прозвучавший в словах собеседника намек попытался не выказать.
— Я так и думал, — кивнул Вителлий. — «Освободители». Это словцо все чаще и чаще звучит в последние месяцы. Ну-ну, командир, наша Флавия еще более темная лошадка, чем можно было предположить. Тебе нужно приглядывать за ней в оба, пока она не натворила таких дел, что ее станет проклинать весь твой род.
— Значит, тебе о них что-то известно?
— Скажем так, кое-что, — уклончиво ответил трибун. — И лишь по слухам. «Освободители» — это некая тайная организация, поставившая своей целью свержение императорской власти и восстановление республиканской формы правления. Предполагается, что эта организация существует еще со времен Августа и что ее члены достаточно тщеславны, раз уж посмели назвать свое общество точно так же, как именовали себя убийцы Юлия Цезаря.
— Слухи? — задумался Веспасиан. — И это все?
— По нашим временам этого достаточно, чтобы полетели головы. Люди Нарцисса обшаривают и Рим, и провинции в поисках хоть каких-нибудь выходов на это тайное общество. Толкуют, будто уцелевшие участники заговора Скрибония имеют связи с «освободителями». Интересно, сколь многое знает о них твоя жена. Представляю себе, как захотел бы Нарцисс допросить ее, появись у него такая возможность.
Веспасиан не стал реагировать на эту плохо завуалированную угрозу, все равно ведь ни один из них не может сейчас ничего выиграть, подставив другого. Он сосредоточился на мыслях о Флавии и о ее возможной связи с заговором, берущим начало в достаточно давнем прошлом. Из того, что он знал о Нарциссе, глава императорской канцелярии был человеком жестоким, неотступно упорным в преследовании врагов императора и совершенно безжалостным. Не приходилось сомневаться в том, что, сколько бы времени ни занял процесс сыска, сколько бы подозреваемых ни умерло под пытками, заговор будет раскрыт, а его участники тихо устранены.
Впрочем, если Вителлий прав, эти «освободители» десятилетиями вынашивают свои планы, а если так, то они отличаются исключительной скрытностью и осторожностью. Мотивы тех, кто их поддерживал и поддерживает, в целом были Веспасиану понятны. Императоры правят Римом более шестидесяти лет, и, хотя Август вроде бы положил конец страшной эпохе гражданских войн, из поколения в поколение терзавших римское государство, мир этот куплен был ценой отстранения аристократии от политической власти, каковая столетиями являлась прерогативой одних только знатных фамилий. Естественно, что древним патрицианским родам, с их славной историей и представлением о собственной исключительности, совсем нелегко мириться с необходимостью подчиняться династии, из которой вышел такой безумец, как Калигула, и такой глупец, как нынешний император Клавдий.