Орел-завоеватель

Императорская стража стала оттеснять толпу от Клавдия, наставив на публику острия мечей. Послышались испуганные крики, толпа отхлынула, увлекая Катона за собой, и он потерял из виду Лавинию и трибуна. Потом кто-то крепко схватил его за руку и развернул. Он оказался лицом к лицу с Макроном.

— Парень, давай-ка уносить ноги! — крикнул центурион. — Пока сюда не набежали преторианцы и какой-нибудь недоумок не начал резню.

— Нет! Сначала я должен найти Лавинию!

— Лавинию? За каким хреном? Ясно ведь, что эта сучка помогала Вителлию.

— Командир, я ее не брошу.

— Найдем ее потом. А сейчас надо сматываться.

— Нет!

Катон вырвался и, с силой расталкивая людей, проложил себе путь к тому месту, где девушка боролась с трибуном. Позади слышались призывы Макрона, но юноша не обращал на них внимания. Потом, уже впереди, раздался испуганный женский крик, и оптион сквозь толпу увидел Вителлия. Трибун был весь в крови, и густая темно-красная кровь капала с зажатого в его руке кинжала. Встретившись взглядом с Катоном, Вителлий нахмурился, но потом, обведя взглядом в ужасе отшатнувшихся от него свидетелей преступления, усмехнулся. Попятившись в сторону телохранителей императора, он бросил окровавленный клинок под ноги и поднял руки. Клавдий, увидев трибуна, бросился к нему и заключил его в крепкие благодарные объятия.

Катон продолжал пробиваться вперед, чтобы увидеть Лавинию. Растолкав всех, он поскользнулся, чуть не упал и посмотрел вниз. Сначала в глаза ему бросились складки задравшейся туники и лишь потом — неподвижное женское тело. Из-под разметавшихся по полу темных волос выползала красная лужица, которая расплывалась все шире. На юношу накатила холодная волна ужаса.

— Лавиния?

Посреди тесной, колыхавшейся и напиравшей толпы Катон опустился на колени рядом с недвижной девушкой и дрожащей рукой отвел волосы с ее лица. Большие темные глаза Лавинии были пусты, в приоткрытом рту виднелись белые зубы. Горло под подбородком было рассечено до самых шейных позвонков.

— О нет… Нет!

— Катон! — проревел ему в ухо Макрон, сумевший наконец прорваться к своему оптиону. — Живо сматываемся… Ох, дерьмо!

На мгновение оба застыли как вкопанные, но Макрон, опомнившись, рывком поставил Катона на ноги.

— Она мертва. Мертва, ты это понимаешь?

Катон кивнул.

— Мы должны слинять отсюда. Сейчас же!

Катон позволил Макрону увлечь себя прочь. В стремлении выбраться поскорее из зала, пока туда не ворвались преторианцы, центурион пинками и толчками разбрасывал всех, кто вставал у него на пути.

— Быстрей. — Макрон схватил Катона за руку и потащил к ближайшему боковому выходу. — Сюда.

Почти не осознавая, что происходит, Катон почувствовал, как его выволакивают из зала, а перед глазами его неотступно стояла одна-единственная картина. Не получивший ни царапины император заключает в благодарные объятия трибуна Вителлия. Своего спасителя.

Лавиния умерла. Вителлий стал героем.

Лавиния умерла, и ее убил Вителлий.

Катон потянулся к поясу, и его пальцы судорожно сжали рукоять кинжала.

— Нет! — хрипло прорычал Макрон ему в ухо. — Нет, Катон! Это того не стоит!

Оттащив юношу от мечущейся, визжащей толпы, центурион с усилием вытолкнул его в маленькую боковую дверь. Оказавшись снаружи, он увлек Катона в тень, и очень вовремя, как раз перед тем, как первые преторианцы ворвались в зал и начали сгонять в кучу рабов, что основательно прибавило криков и воплей.

Катон прислонил голову к каменной шероховатой стене. Высоко над его головой простиралось ночное, невозмутимое, безразличное к страхам и потерям копошившихся внизу людишек небо. Оно было усыпано звездами, но их свет казался таким холодным — даже холоднее ледяных тисков отчаяния, сжимавших его сердце.

— Пошли, парень!

Катон открыл глаза, стараясь сморгнуть слезы. Над ним черным силуэтом на фоне звезд стоял протягивавший ему руку Макрон. На какой-то миг Катон пожалел, что не остался в доме и меч преторианца не покончил с его страданиями.

— Она мертва, Катон. А ты пока жив. Исходи из этого. И пошли!

Катон позволил центуриону поднять себя на ноги, после чего Макрон легонько подтолкнул своего оптиона в плечо, направляя его прочь от все еще бурлящего зала к сулившим кров и отдохновение палаткам Второго легиона.

ГЛАВА 54

Несколько дней спустя император покинул остров, чтобы вернуться в Рим. До Нарцисса дошел слух, что в отсутствие Клавдия некоторые сенаторы начали выражать сомнение в его пригодности к правлению, и стало очевидным, что по мере увеличения срока задержки такие крамольные речи будут звучать все громче. Пришло время возвратиться в столицу. Флот спешно поднялся по реке к Камулодунуму, и началась погрузка императорского багажа. Военные корабли длинной вереницей вытянулись вдоль причалов, и обливавшиеся потом рабы сновали туда-сюда по сходням, подгоняемые надсмотрщиками, то и дело пускавшими в ход свои длинные палки.