Готовиться к передаче короны сыну я начал уже давно. Но все время возникали причины, по коим это было делать еще рано. Сначала надобно было принять целый пакет новых законов и уложений, причем сделать это не токмо своей волей, а с утверждением на Земском соборе. В Европе ныне бурно разворачивались процессы абсолютизации власти, даже английские короли вовсю бодались с парламентом, разгоняя его через раз, а во Франции уже взошла звезда Машкиного племянника, коий через некоторое время возгласит: «Государство — это я». Я же двигался в обратном направлении. И вовсе не мои демократические взгляды были сему виной. Нет их у меня. Я, по ходу, прожженный монархист. Просто до меня наконец-то дошло, что демократия — это никаким образом не власть народа, как считают наши западноподмахивающие придурки, но и не всегда большое народное разводилово, как к моменту моего проваливания сюда было уверено большинство адекватного народа. Это просто технология управления. Не хуже и не лучше любой другой. То есть в чем-то хуже, в чем-то лучше, а в целом та же фигня, но вид сбоку. И ее основная ценность заключается не в том, что, мол, она создает некий особливо уникальный механизм выражения народом своей воли и чаяний. Ничего такого особенного она не создает.
Наличие или отсутствие таких механизмов отнюдь не уникальное преимущество демократии. И вообще это вещь скорее связанная с историей, культурой и современным состоянием умов, чем с общественной системой. А основными преимуществами демократии, из-за которых я бы считал необходимым включать хотя бы ее
Так вот, сначала надобно было принять новые законы, уложения и поправки к Табели о рангах. Затем добиться, чтобы все принятое, особливо новое судебное уложение (мой привет еще не принятому лаймами Хабеас корпус акт[41]), заработало как надо. Потом окончательно привести в порядок финансовую систему. Далее — закончить перестройку всей системы государственного управления. Ну и всякие мелочи. Так, например, вследствие принятия мною мер, направленных на стимуляцию деловой инициативы, полетел вверх тормашками мой запрет на строительство паровых машин. Поскольку вступил в жесткое противоречие с этой самой бурно всколыхнувшейся деловой активностью… И я наконец понял, что все эти важные, неотложные и давно назревшие дела — как ремонт, коий, как известно, никогда нельзя окончательно завершить. Токмо прекратить. Поэтому, когда жена Ивана Катенька, у коей к нашему общему семейному горю уже дважды случались выкидыши[42], наконец-то разрешилась от бремени крепеньким мальчуганом, я разослал по всем местам, в коих ныне пребывали мои сыновья, известие, что жду их в Москве не позднее начала лета тысяча шестьсот шестьдесят восьмого года.
А сам начал потихоньку готовиться к тому, что отойду от дел. Нет, не совсем, конечно. Кое за чем я пока поприглядываю. Но не как царь, а как частное лицо. Ну как Дэн Сяопин, отказавшийся от своих постов, кроме, по-моему, президента Всекитайской федерации бриджа, но все равно до самой смерти обладавший таким влиянием, что все властные структуры тщательно отслеживали любое движение его пальца. Вот я побуду президентом… ну скажем, недавно образованного Русского географического общества. Присмотрю за новыми географическими открытиями и организацией и обеспечением экспедиций для их совершения. Лучше уж Ванька при мне живом корону наденет да во власти освоится. А то при передаче короны всякие непотребные дела могут сотвориться. Декабристы там заведутся или еще чего непотребное… Впрочем, это вряд ли. У меня дворяне действительно служат, а не просто в гвардейских полках числятся, на самом деле по балам шляясь да по кабакам пьянствуя и под французское шампанское политические прожекты выдумывая, как всем принести всеобщее счастие. А себе любимым еще и остального до кучи. Да и Ванька у меня далеко не тот человек, при коем безобразничать можно…