Дэвид застегнул шлем и вместе с остальными неуклюже побежал к электрическим тележкам, которые доставят пилотов по бетонному туннелю к машинам. Он занял место рядом с Джо.
– Почему ты не сказал? – спросил он.
– Я собирался, Дэви. Правда.
– Да, еще бы, – саркастически выпалил Дэвид. – Сам-то читал? – Джо кивнул, и Дэвид продолжал: – О чем книга?
– Не могу сказать. Ты должен прочесть сам.
– Насчет этого не беспокойся, – мрачно сказал Дэвид. – Прочту. – Они были уже в ангаре, и он спрыгнул с тележки и побежал к своему "миражу".
Двадцать минут спустя, уже в воздухе, они получили приказ Цветка Пустыни лететь к Средиземному морю на скорости перехвата: получен срочный вызов от "каравеллы" Эль Аль[11], ей угрожал египетский «МиГ-21».
Когда появились "миражи", египтянин отвернул и полетел к берегу, под защиту своих ракет. Они позволили ему уйти, проводили авиалайнер до аэропорта и вернулись на базу.
По-прежнему в высотно-компенсирующем комбинезоне, Дэвид зашел в кабинет Дофина и получил двадцатичетырехчасовую увольнительную.
За десять минут до закрытия он вбежал в один из книжных магазинов на Яффа-роуд.
На столе в центре магазина он увидел стопку "Нашего собственного мира".
– Очень хорошая книга, – сказала девушка-продавщица, заворачивая ему экземпляр.
Он открыл банку "голдстар", сбросил обувь и лег на покрывало.
Начал читать, и остановился только чтобы включить лампу и прихватить еще пива. Книга была толстая, а читал он медленно, смакуя каждое слово и иногда возвращаясь и кое-что перечитывая.
Это была их история, его и Дебры, вплетенная в сюжет, о котором она рассказывала ему на острове Коста Брава, вся проникнутая ощущением земли и ее народа. Он узнавал многих второстепенных персонажей и смеялся от удовольствия и радости. А в конце задохнулся от жалости: героиня, у которой бомбой террористов оторвало пол-лица, умирала в больнице Хадашша и не позволила своему возлюбленному прийти к ней. Хотела уберечь его, хотела, чтобы он запомнил ее прежней.
Уже рассвело, но Дэвид не заметил, как пролетела ночь. Он встал, голова слегка кружилась от бессонницы. Его переполняло удивление тому, как ясно Дебра сумела все это уловить и выразить, как глубоко заглянула ему в душу, описала чувства, для которых он сам не нашел бы слов.
Он принял ванну, побрился, оделся в штатское и подошел к лежавшей на постели книге. Снова принялся разглядывать переплет, повернул страницу. Вот оно, на клапане суперобложки: "Рисунок Эллы Кадеш".
В такое раннее утро на дороге почти никого не было, и он быстро ехал навстречу восходящему утреннему солнцу. У Иерихона он повернул на север вдоль границы, вспомнил, как Дебра сидела рядом с ним и ее юбка задралась, обнажив ноги, а темные волосы развевались на ветру.
Воздух, вспарываемый "мерседесом", казалось, негромко шептал: "Быстрее, быстрее!" Машина несла его вперед.
Он остановил "мерседес" у стены старого замка крестоносцев и прошел через сад к берегу озера.
Элла сидела на своем патио перед мольбертом. На ней была соломенная шляпа размером с вагонное колесо, украшенная пластмассовыми вишнями и страусиными перьями, просторный комбинезон колыхался, как цирковая палатка, и был весь покрыт засохшей краской типичных для Кадеш ярких тонов. Она спокойно подняла голову от картины, держа в руке кисть.
– Привет, юный Марс! – сказала она. – За что такая честь моему скромному маленькому дому?
– Элла, хрен тебя побери, ты очень хорошо знаешь, почему я здесь.
– В самую точку, – заметила она, и он увидел неуверенность в ее маленьких ярких глазах. – Жаль, что такие прекрасные губы произносят столь вульгарные слова. Хочешь пива, Дэви?
– Не хочу. Хочу знать, где она.
– Кто именно?
– Послушай, я прочел книгу. Я видел суперобложку. Ты знаешь, черт побери, знаешь!
Она молча смотрела на него. Потом медленно наклонила свою красочную шляпу в знак согласия.
– Да, знаю.
– Скажи, где она.
– Не могу, Дэви. Мы с тобой оба дали слово. Да, я знаю о твоем обещании.
Она видела, как он побледнел. Прекрасное юное тело с высокомерно развернутыми плечами вдруг словно обмякло; он неуверенно стоял на солнцепеке.
– Ну, как насчет пива, Дэви?
Она тяжело поднялась со стула и величественно прошествовала на террасу. Вернулась и протянула ему высокий стакан с пенной шапкой; они сели в конце террасы, укрывшись от ветра, на солнце.
– Я жду тебя уже целую неделю, – сказала она. – С тех пор, как напечатали книгу. Я знала, что ты загоришься. Слишком это заразительно, я сама плакала два дня, как протекающий кран... – она неловко рассмеялась. – Трудно поверить, что такое возможно, верно?
– Это книга о нас, о Дебре и обо мне, – сказал Дэвид. – Она написала о нас.
– Да, – согласилась Элла, – но это не меняет ее решения. Кстати, я считаю его верным.
– Она описала мои чувства, Элла. Все, что я чувствовал и все еще чувствую, но я никогда не сумел бы выразить этого в словах.
– Это прекрасно и верно, но разве ты не понимаешь, что это подтверждает правильность ее решения?
– Но я люблю ее, Элла... и она меня любит, – воскликнул он.