Орел стрелка Шарпа. Золото стрелка Шарпа

Прапорщики сняли кожаные чехлы со знамен Южного Эссекского и развернули их. Знамена придали полку удивительно бравый вид, и хотя все это напоминало фарс, Шарп вдруг почувствовал, что в груди у него возникает ощущение необъяснимой силы. Сначала на ветру затрепетало королевское знамя – великолепное полотнище, в центре которого был изображен номер полка. Затем собственный штандарт Южного Эссекского – желтое знамя с крестом и вышитым в верхнем углу британским флагом. Невозможно было видеть эти флаги, освещенные утренним солнцем, и не почувствовать стеснения в груди. Они – полк; и даже если на поле битвы останется лишь горстка солдат, а остальные погибнут, полк не прекратит своего существования до тех пор, пока гордо, назло врагу, на ветру развевается его флаг. Знамена помогали солдатам ориентироваться в дыму и хаосе битвы, но на самом деле они представляли нечто большее; немало людей отказалось бы сражаться, если бы речь шла только об английском короле, но они до последней капли крови дрались за эти знамена, за честь своего полка, за старые потрепанные флаги, которые и стоили-то всего несколько гиней, – их несли самые молодые прапорщики, охраняемые ветеранами-сержантами с длинными острыми пиками в руках. Шарп знал не меньше десятка солдат, которые несли знамена в битву, заменяя погибших, подхватывали из немеющих рук флаги, хотя им было прекрасно известно, что тем самым они становятся мишенью для врага. Честь – вот что самое главное. Флаги Южного Эссекского были ослепительно новыми, а на знамени полка отсутствовали знаки отличия – следы от пуль и шрапнели, – но стоило Шарпу увидеть их, как безумная затея Симмерсона превратилась в дело чести.

Южный Эссекский следовал за своими знаменами туда, где его ждал враг. Фронт британского полка, как и испанского, составлял сто пятьдесят ярдов. Все четыре шеренги ощетинились штыками, офицеры скакали рядом на лошадях или шли в строю с обнаженными саблями.

Испанцы остановились, пройдя четыреста ярдов вверх по дороге, и Симмерсону ничего не оставалось, как последовать их примеру, чтобы выяснить намерения союзников.

Хоган подошел к Шарпу и кивнул в сторону обоих полков:

– Не собираетесь присоединиться к сражению?

– Я думаю, это частная вечеринка. Капитан Стеррит и я охраняем мост.

Стеррит, отличавшийся кротостью нрава, нервно улыбнулся Шарпу и Хогану. Как и полковника Симмерсона, капитана смущал вид этих солдат-ветеранов, в глубине души он боялся, что противник может оказаться таким же жестким и безрассудным, как этот стрелок или инженер.

Хоган вытирал руки куском тряпки, и Шарп спросил, закончил ли он работу.

– Да, дело сделано. Десять бочек с порохом заложены под мост, вставлены запалы и все замаскировано. Как только наши храбрые солдаты уйдут отсюда к дьяволу, я смогу проверить, сработает эта штука или нет. Ну, что здесь происходит?

Испанцы образовали каре. Хороший батальон мог перестроиться за тридцать секунд; испанцам потребовалось на это в четыре раза больше времени. Каре – самое подходящее построение, если в атаку идет вражеская кавалерия, но французы явно не были идиотами и не собирались нападать на противника, настолько превосходившего их числом, так что маневры испанцев не имели никакого смысла.

Шарп наблюдал за тем, как офицеры и сержанты стараются побыстрее выровнять строй, – квадрат у них получился довольно кривой, но они остались довольны результатом. Шарп вспомнил про трех женщин. Среди испанцев их не было, и, оглядевшись по сторонам, он заметил, что они образовали на берегу реки довольно живописную группу. Одна женщина перехватила взгляд лейтенанта и помахала ему рукой в перчатке.

– Нам еще повезло, что у французов нет пушек.

Хоган поднял брови:

– А я и забыл про этот слух. Здесь было бы даже слишком жарко.

Для пехоты нет ничего хуже, чем воевать против артиллерии в сочетании с кавалерией. Пехота, построенная в каре, может не опасаться атак конницы; всадники скачут вдоль рядов, но не в силах причинить врагу никакого вреда. Однако стоит появиться артиллерии, как каре превращается в гибельную ловушку. Шрапнель моментально проделает страшные бреши в рядах пехотинцев, а кавалерия ринется в образовавшееся свободное пространство – судьба такой битвы будет быстро решена. Шарп посмотрел вдаль – артиллерии не видно.

Симмерсон наблюдал за тем, как испанцы строятся в каре. Он был явно озадачен. Сэр Генри, похоже, считал, что если он не в состоянии атаковать французов, то французы должны обязательно напасть на него. А тут наступила какая-то необъяснимая пауза. Испанцы построились несколько правее дороги; Симмерсон отдал приказ, и Южный Эссекский с великолепной точностью продемонстрировал, слева от дороги, как должен батальон перестраиваться из шеренг в каре. Шарп видел, что французские кавалеристы насмешливо захлопали в ладоши.