Читаем Орел легиона полностью

Оставалось найти белый мох, который старая Ингрид советовала прикладывать к ране для ускорения заживления. Ещё лучше был бы мох со ствола самшита, однако этот кустарник в Северной Британии не рос (Дитрих не помнил, встречал ли его где в южных провинциях), поэтому нужно было отыскать старый, поваленный ствол или, ещё лучше, камень, лежащий всегда в тени, в прохладном месте. На нём нужный мох окажется почти наверняка. Пройдя ещё пару десятков шагов в глубь леса (дальше охотник решил не заходить — мало ли что), Зеленоглазый заметил впереди несколько просвечивавших сквозь зелень каменных валунов. Таких было много и в Валенции (места, куда они с Крайком забрались, уж точно не часть провинции Валенция!). Камни попадались в лесах, ещё чаще — на многочисленных равнинах, порой представляя собой просто громадные глыбы, порой имея форму высоких каменных столбов, словно поставленных здесь исполинами в незапамятные времена.

Дитрих подошёл и обнаружил, что камни лежат вдоль невысокого, примерно в два человеческих роста, уступа, своего рода удалённой от воды береговой террасы. Меж двух валунов чернело отверстие, скорее всего вымытое водой — тонкий ручеёк и сейчас змеился, выбегая из темноты, шурша по песку и исчезая среди кустов. Вот там, куда не достаёт свет солнца, и должен расти белый мох.

Несколько мгновений охотник вслушивался. Никаких подозрительных звуков. Ни запаха хищного зверя, ничего, что могло бы вызвать знакомое ощущение опасности. И всё-таки оно возникло. Откуда?

Перед входом в пещеру росли кусты. Вот веточка помята, вот надломлено несколько травинок. Следов нет, да и не может быть — каменисто-песчаная почва хорошо печатает их, только когда становится влажной, а в последние сутки дождей не было, и ручеёк не помощник — он увлажнял землю на расстоянии ладони от себя, не больше. Но такое впечатление, что веточку помял не зверь.

Зеленоглазый скорее всего всё равно вошёл бы в пещеру, вошёл бы, несмотря на свою тревогу: он не привык оставлять опасность за спиной. Лучше войти и проверить, что там такое. Но тотчас охотник получил подтверждение своей догадки: из тёмного прохода донеслись человеческие голоса! Они звучали приглушённо, значит, нора была глубокой. Дитрих вслушался — слышны были лишь два голоса, но это не означает, что людей там только двое. Язык, само собою, кельтский — а какой же ещё может быть?

Тевтон, осторожно ступая, шагнул в нору, ещё раз пристально осмотрел землю, затем — уходящие вглубь влажные стены. Ловушек нет. Кажется, нет. Он вытащил нож из ножен и пошёл по проходу, который постепенно расширялся. Стало очевидно, что если это и была природная пещера, то над ней потрудился человек: её углубили и увеличили, превратив в обширный подземный грот. Должно быть, это сделали давно: на обтёсанных кайлом каменных стенах успел показаться мох, сквозь земляные своды проросли корни.

Впереди показался слабый свет, и Дитрих замедлил шаги. Каменный коридор закончился, а за ним вдруг открылось помещение почти правильно круглой формы, освещённое благодаря нескольким небольшим отверстиям в своде. Дальняя стена была вся обвита мощным корневищем какого-то громадного дерева — возможно, его простёртые сверху корни являли собою свод этой необычной пещеры. По корням, в тех местах, куда попадал свет, ползли тёмные плети лианы, покрытые белыми соцветиями. В центре гигантского корневища, меж изгибов двух корней, белел круг почти идеально правильной формы, но с немного неровными краями — то был срез очень толстого древесного ствола, возможно, того самого дерева, что когда-то пустило здесь корни, но затем засохло либо было спилено ещё живым. Круг был хорошо отполирован, на нём проступал геометрический рисунок — линии, расходящиеся от центра перекрещивающимися волнообразными линиями. Едва увидав эти цветы и этот круг, Зеленоглазый понял, куда привели его поиски белого мха. Понял и отступил, чтобы не быть замеченным. Потому что сразу увидал тех, чьи голоса услышал, едва войдя в пещеру.

Эти двое стояли возле прямоугольной каменной плиты, положенной под нависающими древесными корнями, увитыми тёмной лианой. Стояли спиной к лазутчику, но могли в любой момент обернуться, поэтому он постарался встать так, чтобы остаться незамеченным, но слышать их голоса.

Один из двоих, закутанный в широкий белый плащ, с волосами, взбитыми не хуже, чем у какой-нибудь египетской дамы знатного происхождения, и украшенными вправленным в причёску металлическим полумесяцем, был определённо немолод. В его необъятной шевелюре белело немало седых волос, руки, которые он то и дело поднимал, энергично жестикулируя, казались сухими и жилистыми. Когда он слегка повернул голову, стало видно, что лицо у него бледное, тоже сухое, а из подбородка торчит короткая борода, выстриженная в виде клинышка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исторический боевик

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза