Читаем Орел легиона полностью

Спать больше не хотелось. Правда, чувства опасности по-прежнему не было, хотя, казалось бы, пора ему появиться. Но Зеленоглазый предпочёл провести остаток ночи без сна, слушая единственного соловья, который ещё заливался в саду. Едва на востоке зарозовела заря, птаха умолкла. А за окном послышались голоса: Крайк переговаривался с тремя работниками, давая им указания — кому идти на выпас коров, кому заняться полем, кому садом.

Умывшись возле пристроенного к стене умывальника, Дитрих обулся (тунику он на ночь не снимал), надел пояс с притороченными к нему ножнами его любимого охотничьего ножа и вышел в коридор. На лестнице, ведущей вниз, прямо в триклиний, тоже звучали голоса, и, услыхав первые же слова, Зеленоглазый резко остановился — это показалось ему не менее интересным, чем странные ночные события.

Говорили Элий и Лакиния, причём в голосе женщины, которая накануне показалась германцу очень спокойной, всегда владеющей собой, на этот раз звучали высокие, почти визгливые ноты.

— Что, по-твоему, это может значить, Элий?! Что?! — она едва ли не кричала. — Откуда это могло появиться здесь?!

— Да почём мне знать? — Элий Катулл говорил тоже не совсем спокойно, но скорее смущённо, чем испуганно. — В конце концов, мало ли мастера делают похожих пряжек? Я не видел её двадцать с лишним лет, мог и ошибиться.

— Но я не могла! — Теперь Дитрих ясно понял: женщина готова заплакать. — Я помню эту пряжку на твоём поясе, очень хорошо помню, как ты рассказывал о своём споре со старшим центурионом. Он не поверил, что ты сможешь метнуть три подряд копья и попасть в один круг. Ты спорил на пряжку против его кинжала. Старший центурион проиграл спор, и ведь именно этот кинжал, который ты тогда выиграл, спас тебе жизнь в том страшном бою. Именно им ты убил мятежника, который бросился на тебя, придавленного колесницей, чтобы добить. Так это было?

— Так, Лакиния. Кинжал цел и по сей день, висит на стене, в моей комнате. Но пряжка давным-давно пропала.

— Вот именно! И я хорошо помню, что она осталась там, за Валом. Крайк потерял её, когда ты дал ему пояс, чтобы увязать в узел орла. Я же помню. Ты ещё боялся тогда, что пряжку найдут эти бритты из племени Рыси и по ней определят ваш путь, когда вы спасались бегством. Похожих пряжек очень-очень мало! Как она теперь могла попасть в наш дом?

— Ещё раз повторяю, Лакиния, почём мне знать? И почему это тебя так пугает?

Тут в голосе Лакинии уже откровенно зазвенели слёзы:

— Потому, Элий, что я боюсь этой женщины! Могу поклясться — она здесь появилась неспроста. Почему ты не хочешь подробнее расспросить о ней Крайка?

— Я расспрашивал. И понял, что он и сам знает о ней очень мало. Но чем обыкновенная женщина могла тебя так напугать?

— Если она обыкновенная, то отчего поселилась отдельно от нас? Отчего не хочет с нами есть и пить?

Элий явно был смущён ещё больше, но старался, как мог, успокоить жену:

— Во-первых, она говорила, что не привыкла жить в каменных домах, они её угнетают. Потому и поселилась в хижине, на краю поля. Пока нет надобности каждый день охранять урожай от кабанов, костров вполне достаточно, вот сторож и не живёт в этой хижине. Ну, а обедала и ужинала она позавчера с нами, вчера же у неё, как видно, не было аппетита — взяла утром пару лепёшек и сказала, что их будет достаточно. Она действительно какая-то нелюдимая. Знаешь, если женщина до определённого возраста не выходит замуж, у неё могут быть всякие странности.

— Это не странности, Элий. Это что-то дурное. Клянусь, я это чувствую!

— Во всяком случае, она едва ли больна проказой, это уж мы бы заметили. Но отчего ты связываешь с ней появление этой злополучной пряжки?

Лакиния охнула, будто дивясь несообразительности мужа:

— Ну а кто, кто ещё мог её сюда принести?! Наши работники? Откуда бы они её взяли? Наш гость Дитрих? Но будь это его пряжка, допустим, она действительно просто точно такая же, она была бы вчера у него на поясе, может быть, на плаще. Но он пришёл вообще без пояса! А плащ был сколот круглой серебряной пряжкой. Ты спросил Крайка, где он нашёл пряжку?

— Я же говорил тебе — в кустах возле дорожки, по ту сторону дома. Он шёл с работниками к полю и заметил, как что-то блеснуло в листве. Даже вернулся специально, чтобы мне её отдать. Он тоже уверен, что это та самая.

— И как это объясняет?

— Никак. У него дел полно, да и у меня тоже: мы решили, что в город покупать лошадь поеду я. Из наших выбирать нечего: ни одна из этих коняг не то что не угонится за жеребцом Дитриха, но вообще не выдержит долгого пути. Ещё многое надо собрать, так что нам не до лишних сомнений и опасений. Успокойся и ты, прошу тебя, милая! Не то кто напечёт Крайку в дорогу вкусных лепёшек и соберёт дорожный мешок?

— Я всё сделаю, Элий, милый. Только бы эта находка и в самом деле оказалась случайной...

Теперь голос женщины звучал уже спокойнее, однако тревога в нём не угасла. Элий вновь заговорил, успокаивая и ободряя любимую жену, однако его слов Дитрих уже не расслышал: они стали спускаться по лестнице вниз.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исторический боевик

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза