Читаем Орел легиона полностью

Охотники дружно закивали. Из добытых ими четырёх двухмесячных кабанчиков каждый подстрелил по одному, но олень, по всем правилам, должен был достаться Зеленоглазому. Однако раз он сказал «поделим», значит, собирался делить с ними и тушу. Бритты понимали, что это немного несправедливо, но не собирались отказываться. Хочет — пускай делится!

Они возвращались той же дорогой, что шли ранним утром на охоту — по широкой низине, заросшей редким лесом, с утра сизой от тумана, теперь же золотящейся в лучах скупого северного солнца, которое уже клонилось к горизонту. Левее, с севера, поднимались безлесные, каменистые холмы, прорезанные многочисленными оврагами. На некоторых склонах виднелись распаханные под пашни и уже зазеленевшие весенними всходами участки земли, они принадлежали местным общинам. Над этими холмами, сколько хватало глаз, тянулась, следуя рельефу и уходя то вверх, то вниз, тёмная, сплошная черта, слишком ровная, чтобы быть новой линией холмов. Это возвышался видимый здесь отовсюду великий Адрианов Вал. Почти семьдесят лет назад римский император Публий Элий Адриан[4], уже не расширявший необъятных границ империи, а лишь стремившийся сохранить её границы, повелел воздвигнуть это грандиозное сооружение, чтобы отделить подвластные римлянам земли Южной и Средней Британии от её северной части, населённой самыми дикими и воинственными племенами, то и дело совершавшими набеги на поселения, на города, даже на военные гарнизоны. Без конца воевать с ними было слишком обременительно, и их упрятали за эту каменную стену, поставив на ней караульные посты и окружив пограничными крепостями. Она простиралась на восемьдесят миль, от моря до моря, разделяя громадный остров на две неравные части.

В большей строились города, прокладывались дороги и акведуки[5], распахивались под пшеницу и просо большие поля, работали мастерские, производя всё — от оружия и ювелирных украшений до кирпичей, черепицы, стекла.

На меньшей территории по-прежнему обитали многочисленные племена, едва освоившие или вообще не освоившие земледелия, жившие охотой, не знавшие денег, не имевшие понятия о письменности. Они враждовали между собой и часто устраивали междоусобные распри, однако все дружно ненавидели Рим.

Охотникам предстояло, возвращаясь к одной из крепостей, пройти, в том числе, и мимо первой сигнальной башни. Таких башен было много, они шли цепью на юг, и на каждой несли караул сигнальщики, готовые в случае нападения на крепость, бунта в прилегающем к ней городке или любой другой опасности зажечь укреплённый на верхней площадке большой факел. На более южной башне его увидят и тоже зажгут огонь, потом он вспыхнет на следующей, ещё на следующей, и через несколько часов в центральном гарнизоне провинции будут знать: одной из северных крепостей немедленно нужна подмога. Правда, даже прекрасно обученные боевые когорты и конница не смогут двигаться с той же скоростью, что свет от сигнальных факелов. Они придут на помощь своим через пару-тройку дней, но римские легионеры умеют держать оборону.

Нагруженные добычей охотники шли куда медленнее, чем поутру, налегке, и поравнялись с башней, когда алые лучи солнца уже очертили её вершину тонким горящим контуром.

— Странно! — вскинув голову, Зеленоглазый остановился. — Очень странно.

— Что ты считаешь странным? — удивлённо спросил предводителя один из охотников-бриттов.

— Да то, что никто из караульных не посмотрел вниз. Они же должны убедиться, что идут свои.

— Может, не слышат? — предположил Суагер, тот самый, чья стрела днём пробила ногу оленя. — Мы ступаем так тихо, что и вблизи едва ли слышно, а уж наверху...

— Но видеть-то нас они должны были, покуда мы шли по открытому месту! — резко прервал бритта Зеленоглазый. — Это их обязанность — осматривать местность, пока ещё светло. Нет, тут что-то не то.

— Так позови их! — предложил самый молодой из охотников, юноша лет семнадцати, тащивший на плече одного из подстреленных поросят.

Предводитель бросил на него быстрый взгляд:

— Будь ты старше, Руви, я бы подумал: хитрый бритт нарочно подбивает меня поднять шум и дать понять тем, кто побывал на этой башне, что мы их обнаружили... Но ты, кажется, и в самом деле думаешь, будто караульные ослепли или уснули. Складываем добычу. Ждите меня внизу.

С этими словами он сбросил с плеча конец палки, на которой болталась оленья туша, и нырнул в тёмный проём каменной стены. Закрывавшая его массивная деревянная дверь, как и ожидал охотник, подалась и отворилась. Засов оказался цел, значит, открывали изнутри...

Зеленоглазый, бесшумно ступая (ноги его были обуты в мягкие кожаные сапоги), взбежал по крутым ступеням витой каменной лестницы и остановился перед низким проёмом, который вёл на открытую сигнальную площадку. Он чутко вслушивался и втягивал ноздрями воздух. Нет, если здесь побывали чужие — а в том, что это так, он не сомневался, — то сейчас их уже нет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исторический боевик

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза