Орел или решка

– Садись, – Анна указала на диван. Михаил присел на краешек, Анна неожиданно села рядом, внимательно посмотрела ему в глаза, дотронулась до его руки. Все его тело отозвалось на это прикосновение. Они смотрели в глаза друг другу и слова были не нужны. Взгляд Анны стал туманным и нежным…

После этого вечера Михаилу выделили комнату в доме.

Анна и Михаил полностью отдались своим чувствам. Они любили друг друга и не скрывали этого. Анна, как всякая женщина, хотела любить и быть любимой, а Михаил словно потерял голову. Через год у них родилась дочь Люсия.

Михаил регулярно делал записи в дневнике: «Слухи о мире».

«3 февраля был у доктора, болели глаза».

«Получил четыре письма».

«12-го великая радость».

«30 ноября 1916 года день ангела моего, мне исполнилось 24 года, день боли и позора моей жизни, я в плену».

В плену пробыл Михаил четыре года. Четыре года боли и разочарований, любви, страсти и познания отцовства; выбор между чувством долга и чувством ответственности за семью; страх за родных, от непонятных событий, происходящих в России.

А дома в это время узнали о революции.

Фисе хотелось спать. Был поздний зимний вечер. Обычно в это время она уже сладко посапывала на полатях, прижимаясь к бабушкиному боку. Однако сегодня у них в избе было многолюдно. Семья Глебовых собралась в полном составе. Отец с матерью сидели на лавке около стола. Гриша, её старший брат, пристроился рядом с матерью. На голбец присели дядя Степа и дядя Иван, их жены перешептывались на лавке напротив. Все были чем-то сильно озабочены, вели непонятные разговоры, мелькали слова «переворот», «революция». Что такое революция? Судя по тому, как были взволнованны и расстроены собравшиеся родственники, это было что-то нехорошее. Фиса заплакала тоненько, чуть слышно, ей стало страшно. Бабушка залезла к ней на печку и стала поглаживать по беленькой головке: «Ну, Фисонька, не надо уросить… спи…»

Незаметно девочка уснула, а остальные ещё долго обсуждали последнюю новость: Его Императорское Величество Государь Император отрекся от престола…

Игнатий Кузьмич, отец Фисы и Гриши, как старший из братьев, говорил:

– Может еще и ничего, всё обойдется. Ведь где этот переворот произошел? Где-то в Петербурге, а нас это, может, и не коснется. От Петербурга до Урала не одна сотня верст. Игнатий Кузьмич, неспешно жестикулировал руками, хотя светлые волосы растрепались, а на лице поступил румянец, выдавая его волнение. Иван озабоченно подхватил:

– Как жили хорошо и такое дело. А вдруг новая власть отберет у нас леса, землю?

В округе леса братьев так и звали «Кузины леса», что было предметом их тайной гордости. Женщины подхватили:

– Надо бы запасти впрок соль, спички…

– Припрятать деньги на черный день…

Бабушка слезла с печи, встала под образа:

– На все воля Божья.

Ее худенькая рука потянулась ко лбу, сморщенное лицо выражало смирение. Мария, жена Игната, поправила фитиль в лампе. Неяркий свет вспыхнул, осветив избу. Она была выстроена из толстых, крепких бревен. Между бревнами виднелся мох, сами бревна были гладкими и желтыми, потому что их постоянно шоркали46 и мыли с золой. Большая русская печь возвышалась у левой стены. Справа в углу стоял стол, по обе стороны от которого тянулись лавки. Над столом висели иконы, украшенные бумажными цветочками. Перед иконами горела лампадка. На полу пестрели половики, которые Мария ткала из ватолия47 долгими зимними вечерами вместе с золовками и свекровью. У Марии половики получались со своим особенным узором и радовали глаз. Грише тоже хотелось спать, он тер глаза, но продолжал сидеть рядом с матерью. Волнение присутствующих передалось и ему. Все разошлись далеко за полночь, однако в некоторых домах все еще горел свет. Не спалось не только Глебовым: последние новости, привезенные односельчанами из города, взбудоражили всю деревню.

Феденевы устало сидели рядышком на лавке. Сергей бесцельно перебирал шило и дратву, Гликерия пыталась прясть. Оба задумались о сыне. Как он там, на чужбине? Вернется ли домой? Не помешает ли этому революция?

–Давай спать, – сказал Сергей. – Поздно уже.

Жена подошла к полатям, взглянула на сыновей. Саша и Ефим спали глубоким сном, укрывшись овчинами. На печи, свернувшись калачиком, спала Тая. Гликерия перекрестила их и направилась в горницу. На улице мела поземка. Завтра надо вставать чуть свет и делать нескончаемую крестьянскую работу.