Орел и Ворон

— Самая прекрасная из всех женщин на земле… Глаза цвета шоколада из Нового света, губы — словно бургундское вино. Такие же терпкие и сладкие на вкус… Руки мягкие, как перья лебединые. А уж стан…

Я словно наяву увидел свою Викторию — а сотник только головой покачал:

— Лепо глаголешь, немец. Видать, любишь жену свою… Молодец.

— Почти жену!

Ответить мне Тимофей не успел — впереди послышался громкий хруст веток: кто-то явно выходит к дороге.

Я без промедления выхватил оба заранее заведенных пистолета. А сотник, ругаясь, потянулся к луку, на который еще нужно успеть натянуть тетиву…

— Стреляй сразу!

Я молча кивнул соратнику, вскинув пистоли…

Но мгновением спустя, когда из леса показался первый силуэт вышедшего на дорогу человека, я опустил оружие, зацепившись взглядом за светлые одежды и открытое старческое лицо с седой бородой.

— Сынки, не стреляйте! — от отчаянного вскрика старика у меня аж стиснуло сердце. Замер и сотник, держа в руках лук и извлеченную из седельной сумки тетиву:

— Чего тебе, отец? И что ты в этой чаще забыл?

Голос «Орла», однако, весьма строг.

— Да от «лисовчиков» бежим мы, сынки!

Да-а-а, слава об убийцах, грабителях и насильниках из числа ляхов, черкасов и прочих воров, вошедших в отряд литовского шляхтича Александра Лисовского, гуляет уже по всей Московии… Эти выродки отличаются особой, крайней жестокостью — и убивают всех без разбора на своем пути, если совершают стремительный марш. Двигаясь без обозов и артиллерии, живя награбленным, «лисовчики» умудряются внезапно атаковать московитов, никак не ожидающих появления врага… Между тем, старик продолжил:

— Я вот как услышал нашу речь на дороге, так и понял — то добрые люди путь держат. Вот и решил…

Тут незнакомец наконец-то разглядел меня и мой шляхетский наряд — да так и замер:

— Лях?!

Я мягко улыбнулся, после чего покачал головой:

— Да нет, отец. Немец я.

Старик облегченно выдохнул и перекрестился:

— Иноземец — а говорит по-нашему так, что не отличить! Чудны дела Твои, Господи!

После недолгой паузы он продолжил:

— Бежим мы от иродов поганых, бежим! А то ведь тати клятые женщин насильничают, детишек рубят, не щадят, покуда мужья и отцы воюют! Да и сами про безобразия их небось слышали…

Мое сердце невольно забилось чаще, разгоняя по жилам кровь. Незнакомец прав — о «проказах» воров, а особенно «лисовчиков», я действительно наслышан. Да и у сотника вон, заходили желваки на скулах — он ведь явно побольше моего знает.

И ведь это его народ страдает. Народ, который он, как воин, обязался защищать… Немного помолчав, Тимофей тихо ответил:

— Слышали отец, как тут не слышать… Но ты все говоришь «мы» да «мы» — а кто «мы»-то? Пусть уж покажутся на дороге твои спутники, драться мы не будем, баб тоже не обидим — обещаю. И хоть припаса у нас немного, но поделимся, чем сможем.

Дед согласно кивнул, почти в пояс — после чего взмахнул рукой и громко воскликнул:

— Выходите, не бойтесь!

Вновь затрещали ветки, за деревьями показались новые фигурки. Надеясь никого не напугать, я спрятал пистоли и потянулся за сухарями и солониной, краем глаза заметив, что и стрелец запустил руки в седельную сумку, откуда совсем недавно уже доставал хлеб и сало с луком.

А вот старик вдруг попятился куда-то в сторону от нас…

— Эй, отец, ты куда! Вот же сухари…

— Это что такое?!

Встревоженный, если не испуганный окрик «Орла» заставил меня спешно оглянуться, так и оставив сухари с солониной в суме — и невольно обмереть! Из-за деревьев на дорогу выбралось не меньше десятка человек — с дрекольем и топорами, а у пары и сабли нашлись! Но главное, что в сгустившихся сумерках я сперва не смог различить их лиц — однако, когда невольно вгляделся, то почувствовал, что волосы на голове моей зашевелились…

Не лица это — хари чудовищные!

И как-то разом мне вспомнились все небылицы московитов про лесную нечисть, покуда липкий страх сковал тело…

Между тем стрелец, выпустив из рук увесистый шмат сала и котомку с хлебом, громко воскликнул, разгоняя оцепенение:

— Ты смотри, немец, нечисть! Ну, а я вас сейчас крестным знамением…

Сотник размашисто перекрестил уже бросившихся к нам духов, даже не попытавшихся при этом замедлиться — а после резко гикнул, посылая коня вперед, и одновременно с тем выхватил саблю!

— Стреляй, Себастьян! Ряженые это!

Ну конечно…

Злобно оглянувшись в поисках удравшего и уже спрятавшегося где-то старика, я также послал Стрекозу вперед, вновь выхватив пистоли из кожаных кобур. А Тимофей уже поравнялся с первыми разбойники! Размашистым ударом сабли стрелец сбил в сторону направленный в свой живот кол — и тут же свесился влево, стремительно вонзив клинок в грудину врага, поднявшего топор для удара!

— Справа оборону держи!!!