Орел и Волки

Распределившись по местам, охотники ждали первого сигнала загонщиков. Лошади опустили морды к мокрой траве, тогда как всадники расслабились в седлах, держа копья поперек колен. Непрестанно моросил дождь: капли стекали с листвы, и одежда затаившихся на опушке людей вскоре промокла. Мало того что кудри Катона начали раздражающе липнуть ко лбу, так еще и с носа его заструилась вода. С приглушенным ругательством юноша извлек из заплечной торбы кусок холодной баранины, нахлобучил себе пустой мешок на голову и принялся грызть волокнистое мясо, размышляя о том, мудро ли было ставить Артакса в непосредственной близости от царя. Он, конечно, официальный наследник, с этим теперь не поспоришь, но, учитывая его порывистость и нетерпеливость, невольно задумаешься, а захочется ли ему ждать, пока трон тихо-мирно освободится? Хорошо еще, что дружище Макрон да Кадминий с Тинкоммием будут неподалеку. Сам же Катон решил в ходе охоты по мере возможности тоже приглядывать за царем.

— Катон! — окликнул Макрон с расстояния в двадцать шагов и указал в глубину леса. — Слушай!

Катон наклонил голову и прислушался. Поначалу ему удалось уловить лишь равномерный шум стучащего по листве дождя, но затем он разобрал и протяжный, звучащий на одной ноте и едва различимый зов далекого кельтского рога. Остальные охотники, тоже услышав его, встрепенулись, перехватили покрепче копья и приготовились тронуться с места. Царь Верика повернул голову и кивнул начальнику стражи. Кадминий поднял рог, набрал в легкие воздуху и выдул одну громкую ноту. Цепочка всадников въехала в лес и скрылась за деревьями, мигом исчезнув из поля обзора царских телохранителей и кучки рабов-копьеносцев.

В лесу, под плотным, гасившим дневной свет навесом листвы, царил полумрак, и Катону, чтобы лучше видеть, приходилось щуриться. Слева от него сквозь высокие папоротники в густой подлесок въезжал Макрон, справа — Тинкоммий, еще правей — царь, уже почти терявшийся в зелени, а еще дальше за ним находился Артакс. Впрочем, очень скоро густые заросли вообще разделили охотников, так что они пропали друг у друга из виду. Правда, до слуха Катона постоянно доносился хруст сучьев, а порой и ругательства всадников, продиравшихся через сплошную чащобу. По мере углубления в дебри рога загонщиков звучали громче, чуть позже Катон уже стал различать и их возгласы, разносившиеся там и сям вдоль цепи. Где-то между загонщиками и охотниками находилась добыча, ради которой и затевалось масштабное действо. В роли ее могли оказаться не только лесные свиньи, но и олени, а то и стая волков, переполошенных поднятым в лесу страшным шумом, однако Катона пуще всего волновали лишь кабаны. Не считая кровавого представления в царском чертоге, ему доводилось видеть этих зверей еще в Риме — на играх. Их доставляли с Сардинии, то были подлинные страшилища, длиннорылые, покрытые жесткой бурой щетиной, с острыми кривыми клыками. Причем клыки эти не являлись единственным их оружием: острые как бритва зубы легко рвали плоть приговоренных к ужасной смерти людей. На глазах у Катона кабан вцепился женщине в руку и тряс головой, пока не оторвал ее. Воспоминание заставило его поежиться, и он мысленно обратился к Диане с мольбой сделать так, чтобы британские вепри оказались не столь свирепыми, как их сардинские родичи.

Треск лесной мелкой поросли впереди заставил Катона натянуть поводья: он опустил острие своего охотничьего копья и вгляделся в чащу. Спустя мгновение громкий шелест папоротников недвусмысленно указал на приближение какого-то зверя. Катон стиснул зубы и покрепче перехватил древко. Из зарослей на ковер палой листвы выскочила лисица. Завидев лошадь и всадника, она замерла, на миг припав к земле, а затем, прежде чем юноша успел сообразить, стоит ли эта добыча броска копья, метнулась в сторону и исчезла. Он рассмеялся, сбрасывая напряжение, и, ударив пятками в бока лошади, послал ее влево. Оттуда донесся возбужденный крик, будто охотник ринулся к желанной цели, потом послышались звуки возни, пронзительное ржание и, наконец, отчаянный визг раненого кабана.

— Катон! — окликнул Макрон. — Ты это слышал?

— Слышал. Похоже, кому-то улыбнулась удача.

Когда зверь проломился к молодому центуриону, голова того все еще была повернута в сторону друга. Кабана он не видел, но, услышав звук, инстинктивно дернул поводья. Лошадь, испуганная внезапным появлением вепря и все же попытавшаяся повиноваться рывку, резко осела на задние ноги. Катона мотнуло вперед, и он, чтобы не свалиться, ухватился за конскую шею. В тот же миг кабан проскочил под лошадиное брюхо и нанес клыками удар животному в пах.