Межродовые раздоры — и без того бич племени атребатов — крайне усугубились в последние годы, ибо грязи, которую не склонные к примирению стороны могли вывалить друг на друга, накопилось в избытке. Между тем именно сейчас, как никогда, от представителей племенной знати требовалось ясное понимание всех насущных задач и единство в стремлении разрешить их.
Верика сердито воззрился на Артакса. Тот под его пристальным взглядом сник и угрюмо откинулся на скамье. Только тогда царь продолжил:
— Цель этой встречи заключается в том, чтобы примирить всех наших людей, насколько это возможно. Для меня не секрет, что и между вами тоже имеются разногласия. Отложите их на потом. Очистите свои мысли от обид и печалей. Сосредоточьтесь на реальных проблемах. И позвольте мне подвести краткий итог. Итак, сейчас мы служим Риму, и, судя по всему, Рим побеждает в борьбе. Но, как указал Артакс, из этого вовсе не следует, что империя непременно одержит окончательную победу. При всей ее несомненной мощи, римляне терпели поражения в прошлом и, несомненно, будут терпеть их и впредь. Если Каратак все-таки возьмет верх, чем это может обернуться для нас? Совсем не уверен, что он решит нас простить, если мы останемся с Римом. С другой стороны, если все обстоятельства укажут на то, что римлян ожидает разгром, и они сами вдруг пойдут на попятный, нам тут не худо бы своевременно разорвать союз с ними и столковаться по-доброму с Каратаком. Наше положение идеально для того, чтобы нанести римлянам смертельный удар в спину: в этом случае все прошлые обиды были бы преданы забвению и прочие племена наверняка согласились бы уделить нам немалую долю добычи. Такой шаг выглядит соблазнительно, но лишь при условии, что с Римом будет покончено навсегда. А это вряд ли возможно: римляне могут проиграть битву, даже кампанию, но они очень упорны. Шанс победить не теперь, так потом у них очень велик. В этом случае наш народ будет полностью уничтожен. Рим нас не пощадит. Сомнений в том нет. — Верика понизил голос, чтобы подчеркнуть значимость своих слов: — Всех находящихся здесь отловят и публично казнят, а их семьи лишат земель и продадут в рабство. Подумайте об этом. Итак, что нам делать?
— Ты дал слово Риму, — сказал Артакс. — Ты заключил с ним союз. Безусловно, государь, это имеет решающее значение.
— Нет, — покачал головой Тинкоммий. — Значение имеет только итог борьбы между Римом и Каратаком. Только из этого мы должны исходить.
— Мудрые слова, мой мальчик, — кивнул Верика. — Итак, кто же победит?
— Рим, — заявил Мендак. — Головой ручаюсь.
— Высокая ставка, — промолвил с язвительной улыбкой Тинкоммий. — И на первый взгляд оправданная. Но я бы сказал, что шансы вещь зыбкая. То они есть, то вдруг нет.
— Неужели? — Мендак сложил на груди руки и ласково улыбнулся в ответ. — И на чем ты основываешь свое заключение? Может, на собственном богатом полководческом опыте, о котором мы почему-то не осведомлены? Будь добр, ответь. Нам просто не терпится выслушать твое мудрое мнение.
Тинкоммий, однако, иронию проигнорировал.
— Не надо быть мудрецом и великим военачальником, чтобы узреть очевидное. Разве римляне стали бы вооружать и обучать наши когорты, не столкнись они с отчаянной нехваткой солдат? А их линии снабжения сейчас уязвимы как никогда. Они чересчур растянуты, что позволяет Каратаку действовать у легионов в тылу и почти безнаказанно захватывать их обозы.
— Ты же вроде как сам участвовал в разгроме налетчиков день-два назад?
— Да, один отряд мы разбили. А сколько осталось? Сколько еще людей может послать Каратак? Налеты все учащаются. Спору нет, в открытом бою с легионами тягаться трудно, но они сильны лишь тогда, когда хорошо обеспечены. Если лишить их провианта и снаряжения, командующему Плавту волей-неволей придется сворачивать свои силы и отступать к побережью. Истощенные, уязвляемые на каждом шагу беспрерывными наскоками, римляне истекут кровью.
— Раз уж так очевидно, что римляне проиграют, зачем же сражаться на их стороне? — рассмеялся Мендак.
— Они наши союзники, — просто объяснил Тинкоммий. — Как сказал Артакс, наш царь заключил с ними договор и должен его соблюдать. Если, конечно, он уже не передумал…
Все украдкой глянули на царя, но тот устремил взгляд вверх, что-то разглядывая под потолком, где темнели стропила. Он как будто не слышал последней реплики, и в помещении воцарилось тревожное молчание: знатные бритты, дожидаясь ответа, позволяли себе лишь слегка ерзать на месте или тихонько откашливаться. В конце концов Верика просто сменил тему:
— Есть кое-что еще, что нам нужно обсудить. Какое бы решение я ни принял в отношении наших договоренностей с Римом, мы должны подумать о том, как воспримут его другие знатные атребаты, да и весь наш народ.
— Твои подданные исполнят все, что ты им повелишь, государь, — заявил Мендак. — Они поклялись тебе в этом.
На морщинистом лице Верики изобразилось изумление.
— Насколько мне помнится, желание исполнять мои повеления возникло у тебя не так давно, а?
Мендак покраснел от смущения и едва справился с гневом.