Орёлъ i соколъ

И коттедж Игорь построил – не на Рублевке – там слишком людно и помпезно, а на Селигере – в полу-часе езды на машине от Осташкова.

Вот и съездили на дачу на выходные!

Как в анекдоте про бабушку и про булочную, что любил вспоминать Сашка – когда бабушке трамваем ноги отрезало, и она сидит на рельсах, на ноги свои отрезанные смотрит задумчиво и говорит – вот и сходила я в булочную!

К Лиде с Игорем ворвалась какая то неорганизованная банда самостийщиков. Из местных хулиганов-беспредельщиков. Из русских.

Эти оказались еще пострашнее, чем организованные террористы.

Игоря убили.

Причем, не сразу убили, а сперва пытали.

Требовали показать, где тот доллары и бриллианты прячет.

А какие у них бриллианты то на даче? Откуда?

Но разве докажешь что распоясавшимся пьяным, обкуренным, вкусившим крови вседозволенности – озверевшим подонкам?

Игоря пытали у нее на глазах, а потом засунули головой в жарко растопленный камин.

Но до этого, но до этого изнасиловали ее.

Лиду.

У еще живого Игоря на глазах.

Ей было очень жалко его.

Игоря ей было жалче, чем себя саму. …

Теперь ее дочка – тринадцатилетняя Верочка, тоже ехала с ними в этом вагоне.

Куда их везли?

Даже Теймураз-ака и тот не знал, куда.

Медленно как-то везли.

Поезд все больше на станциях стоял, чем ехал.

На железной дороге – бардак!

Хорошо еще, что без крушения ехали.

Хотя, почему же хорошо?

Может, кабы было крушение, так и лучше бы всем им было?

Что их ждет там – на Юге и на Востоке?

Рабство?

Чистка арыков для тех, кто не сгодился в наложницы?

И сексуальное рабство для тех, кто сгодился? …

2.

Наконец приехали.

Из открытых дверей вагона запахло весной.

Их почти не охраняли.

Один Толька дедушка Теймураз-ака с берданом.

А куда бежать?

Наоборот – здесь скопом – девушки чувствовали себя хоть в какой-то, но относительной безопасности.

А убежишь – так и неизвестно к кому в лапы попадешь и каким зверским измывательствам подвергнешься.

Дедушка Теймураз-ака вообще говорил, что их колонна вся от Азиза, а Азиз – это нукер очень большого сагиба по имени Ходжахмет. И еще Теймураз-ака говорил, что Ходжахмет этот такой большой и сильный, что на его товар никто не посмеет посягнуть.

В этом молодые русские невольницы смогли убедиться еще в дороге.

Так, когда проезжали Самару, какие-то деловые хотели отобрать у начальника их колонны один вагон, чтобы посадить туда свою порцию невольниц – самарских девушек. А этап от Азиза, в котором было около двухсот женщин, рассаженных в пять пульманов, эти очень умные и деловые хотели уплотнить в три вагона… То-то бы они намаялись! От Самары до Андижана то путь неблизкий!

Очень умными и деловыми этих самарских дедушка Теймураз-ака так назвал. С иронией.

Потому как когда этим умным и деловым объяснили, чей товар везут в этих пульманах, на которые те покусились, эти умные и деловые в момент хвосты прижали и долго-долго извинялись, мол погорячились – с кем не бывает.

Ну…Наконец-то приехали.

Быть в такой дороге – это ужас.

Ни помыться, ни в туалет по человечески сходить.

Спали на каком-то ужасном тряпье.

Катюша с Лидой все боялись, что вши заведутся.

Осматривали друг дружку, волосы вычесывали – на свет смотрели.

За полторы недели дороги головы ни разу не мыли.

От вшей и иной заразы спасло разве что средство, которым смазывались на ночь, которое дала им одна девчонка – товарка их по вагону – сама ветеринар по образованию А как кормили!

Хлеб, да кипяток вместо чая.

Девчонки все Катюшу подкармливали.

И если добывали где-то конфет, сахару, яблоко или кусок колбасы – сразу несли Катюше.

– Ты, давай, Катюха, кушай за двоих! В тебе ведь маленький внутри живет, а ему надо! …

В общем, доехали.

А в Андижане уже была настоящая поздняя весна.

Вовсю цвели сады.

Небось, в Москве еще зима..

Но где она теперь эта Москва?

Девчонки слегка воспряли духом.

Теперь можно было не кутаться в тряпье, и даже можно было слегка заголиться – обнажив ноги и плечи, подставив их жаркому андижанскому солнышку.

А тут как раз на эти плечики им и метки всем понаставили несмывающейся краской.

Как скотине клейма ставят.

И Лиде и Катюше тоже поставили – две буквы – А и Х, и ниже что-то арабской вязью.

Поставили и велели всем всегда, покуда их не проведут через аукцион, плеча с меткой – одеждой не закрывать.

Перед аукционом сводили в баню.

Баня была в каком-то бывшем спортивном комплексе, что выдавало обилие разного рода инвентаря, вроде штанг, гирь, гантелей, велотренажеров и беговых дорожек…

А потом, согнали голыми в большой спортивный зал, где кучами было навелено новенькое – прям со складов, с лейблами и в упаковках – импортное белье и разные женские тряпки-шмотки.

Тут всем велели принарядиться.

За этим процессом, грозно сверкая черными очами из под своих обязательных платков-хеджабов, приглядывали женщины-охранницы из местной гвардии.

У каждой хлыст и автомат на плече.

– Давай-давай, выбирай себе одежда поскорей, ти-русский свинья!

Лида оживилась.

Выбирала, копалась в ворохах новенького китайско-турецкого барахла…

– Это не Армани и не Коко-шанель, дорогая моя, но все же лучше, чем ничего! – говорила она брезгливо поджимая губки.